Джек Вэнс - Плавучие театры Большой Планеты

«Прежде всего мы должны приплыть в Морнун».

«Но почему? — голос Гассуна напоминал жалобное блеянье. — Я не понимаю!»

Мадемуазель Бланш-Астер, по-видимому, вздохнула: «Вы не успокоитесь, пока не узнаете, какими побуждениями я руководствуюсь».

«Именно так! — теперь тон Гассуна стал притворно-игривым. — Хотя разгадка вашей тайны напрашивается сама собой».

Если мадемуазель Бланш-Астер что-либо ответила на это заявление, Замп не расслышал.

«Меня ужасает возможность того, что мое предположение оправдается, — продолжал Гассун. — Признайтесь: где-то далеко на севере вас ожидает любовник?»

Мадемуазель Бланш-Астер ответила тихо и спокойно: «Нет никакого любовника. Мой отец был знатным сановником в Восточном Ллореле. В замке Арафлейм ему принадлежало собрание редчайших книг, но сундук с книгами похитил мой дядя Тристан. Теперь этот сундук — в особняке Тристана в Морнуне. И мой отец, и Тристан умерли. Мой брат унаследовал Арафлейм, а мне отец завещал сундук с редкими книгами, оставшийся в Морнуне. Я просто-напросто хочу вступить во владение своим имуществом».

Замп, тихо сидевший в тени неподалеку, поджал губы и кивнул самому себе. Гассун возбужденно спросил: «Вы видели эти книги?»

«Я не видела их уже несколько лет. После прибытия в Морнун мы сможем вместе изучить эту коллекцию».

«И никто не помешает передаче наследства?»

«Не предвижу никаких препятствий».

Голос Гассуна стал жалобно-гнусавым: «Тогда, судя по всему, нам все-таки придется отправиться в плавание».

«Таково и было наше намерение изначально».

Владелец музея и его собеседница провели несколько секунд в молчании, после чего Гассун тяжело вздохнул: «Я не доверяю этому проходимцу, Зампу. Он петушится и ведет себя фамильярно, но он себе на уме — и мне не нравится сладострастное выражение, с которым он на вас поглядывает».

«Если бы не королевское приглашение и королевская гарантия, он не имел бы никакого значения».

«В таком случае давайте поговорим о нас — о вас и обо мне. Общность грез сулит нам идеальный союз. С этой точки зрения мы нераздельны, как одна душа. Почему бы нам не признаться себе в этом единстве и не выразить его всеми доступными средствами? Позвольте мне взять вас за руку — позвольте мне поцеловать вам руку!»

Мадемуазель Бланш-Астер отреагировала беззаботно и без малейшего смущения: «Теодорус Гассун, вы не уступаете в пылкости мифическим героям древности. Но я застенчива. Вам придется сдерживать жар своей страсти, пока мы не узнаем друг друга гораздо лучше».

«Сколько мне придется ждать?» — простонал Гассун.

«Когда настанет время, я вам скажу. А пока что лучше не затрагивать эту тему».

«Ваше целомудрие делает вам честь. И все же, неужели нам суждено пребывать в оцепенении подобно бесполым ангелам в бесплотном эфире, пока радужные волны блаженства ускользают от нас, проплывая мимо? Помните: жизнь не продолжается вечно!»

«В принципе я разделяю ваши чувства, но только в принципе, — отозвалась мадемуазель Бланш-Астер. — Что ж, пойдемте? Не нахожу в этой таверне ничего примечательного. Я вдоволь насмотрелась на танцовщиц и актеров — воспоминания о театре будут преследовать меня до конца моих дней».

Гассун и его собеседница удалились. Не ожидая никаких дальнейших развлечений, Аполлон Замп вскоре последовал за ними.

Наутро Замп провел генеральную репетицию. Исполняя Макбета, он считал необходимым подчеркивать эмоциональную связь между ним и леди Макбет (роль которой с прохладным безразличием играла мадемуазель Бланш-Астер). После того, как он несколько раз позволил себе пылкие объятия на сцене, Гассун, в роли Дункана, не выдержал и упрекнул его: «Шекспир не предписывает Макбету лапать супругу при каждом удобном случае! Это серьезная трагедия, а не похабная пантомима!»

«Я буду судить о том, что производит надлежащий драматический эффект! — возразил Замп. — Кстати, ваше собственное исполнение оставляет желать лучшего. Если мы надеемся победить на конкурсе в Морнуне, всем актерам следует правдоподобно выражать чувства персонажей. Может быть, следовало бы вставить эпизод, в котором Макбет возлежит с супругой на софе...»

«В такой откровенной демонстрации нет никакой необходимости, — отрезал Гассун. — Продолжим!»

Замп подал знак оркестру: «Повторим эту сцену с начала».

Незадолго до полудня Зампа известили о том, что с ним желают поговорить несколько посетителей. На верхней площадке трапа его ожидали Вильвер-Водомер и два урода, Гандольф и Тимас.

«Добрый день, господа! — приветствовал их Замп. — В последний раз мы встречались, насколько я помню, в не столь благополучных обстоятельствах».

«Что вы имеете в виду — песчаную отмель на берегу Ланта или таверну «Зеленая звезда»? — спросил умелец ходить по воде «аки по суху». — Припоминаю, что в обоих случаях мы обменялись парой добродушных шуток, что помогло скрасить последствия катастрофы, постигшей нас в Голодном Порту».

«Возможно, возможно. Я в самом деле рад вас видеть, и желаю вам всевозможных успехов на сцене Гарта Пеплошторма».

Нагнувшись над поручнем, Гандольф сплюнул в реку: «Пеплошторму не хватает профессиональной компетенции. Качественный уровень его спектаклей даже не приближается к тому, к чему мы привыкли на борту «Очарования Миральдры»».

Вильвер-Водомер прибавил: «А, старая добрая труппа! Где они, счастливые дни?»

Тимас сказал: «Пеплошторм привез нас обратно в Кобль, это правда, но теперь я рассматриваю возможность трудоустройства в другом театре».

Вильвер-Водомер задумчиво заметил: «Если бы мне представилась возможность присоединиться к старой труппе, я немедленно сложил бы с себя полномочия, обременяющие меня в «Золотом фантазме». Что скажете, маэстро Замп? Почему бы нам не возродить славные традиции былого?»

«Никогда не руководствуйтесь сентиментальными побуждениями! — посоветовал Замп. — Рекомендую продолжать ваше сотрудничество с Гартом Пеплоштормом — по меньшей мере, он предлагает надежный заработок и увольняет, насколько мне известно, только исключительно бездарных и бесполезных исполнителей».

«Пеплошторм предъявляет чрезмерные требования, — проворчал Вильвер. — Он хочет, чтобы я ходил по воде без стеклянных ходулей, что затруднительно».

«Все мы столкнулись со сходными проблемами в театре Пеплошторма, — поддакнул Тимас. — Например, в его спектакле «Необычайный сон графини Урсулы» Гандольф и я вынуждены изображать фантастических зверей в сомнительных позах».

«Учитывая все обстоятельства, я не отказался бы принять предложение маэстро Зампа», — заключил Гандольф.