Алекс Ривендж - Наш мир — тюрьма

Но хаотичным все это казалось лишь со стороны. Мало-помалу Чужой приближался к уготованной ему ловушке. И с каждым новым смертельным марш-броском у него оставалось все меньше и меньше возможностей для отступления…

Сам зверь этого не замечал. Не замечали и рядовые загонщики.

Лишь Дилон и Рипли могли видеть, что план их осуществляется успешно. Рипли не сходила с места, безотлучно находясь близ металлоприемника: ее вмешательство потребуется лишь на последней стадии. Совершенно ни к чему, чтобы Чужой засек ее раньше времени.

Дилон же, наоборот, участвовал в облаве наравне со всеми, и даже больше всех. Но бегая, понукая отстающих и размахивая полыхающим факелом перед мордой чудовища, он при этом ухитрялся еще и следить за постоянно меняющейся обстановкой.

Рипли и сама считалась офицером — причем считалась отнюдь не номинально: во время учебы она прошла хорошую подготовку, а жизнь научила ее еще большему. Однако уже в который раз ей приходила в голову мысль, что человека, равного Дилону, на ее пути просто не попадалось. Впрочем, высшие офицерские звания в космофлоте обычно получают деятели вроде Эндрюса… Причем — это в лучшем случае!

Потому что в худшем — это и вовсе люди типа Восемьдесят Пять…

— Эй, ты, падаль, давай сюда-а-а-а! — донесся далекий вопль.

— Восточное крыло. Седьмой тоннель, — спокойно констатировал Дилон. И замер, вслушиваясь в продолжающиеся крики.

— А-а-а! Он убьет меня, братья, скоре-е-ей! — орал на ходу бегущий.

— Кевин, готов? — негромко спросил Пресвитер.

— Готов.

— Внимание…

Крича уже что-то совсем бессвязное, отмахиваясь факелом от несущей сзади смерти, загонщик выскочил в дверное отверстие — и тут же Кевин опустил за ним створку. Щелкнули фиксаторы.

— Есть! — торжествующе улыбаясь, Кевин повернулся к Дилону. Тот без слов показал ему большой палец.

В следующий миг что-то с такой силой ударилось о дверь с противоположной стороны, что Кевин подскочил в испуге. Несколько человек вскрикнули одновременно, но их крик перекрыл леденящий душу вопль, доносящийся из запретного коридора.

— А он здорово рассердился, — бесстрастно констатировал Дилон. Кевин, устыдившись своего испуга, торопливо кивнул.

— Ну, ничего, пусть позлится… — в глазах Дилона мелькнул непонятный огонек. — Ему осталось жить не так уж долго. Так пусть хоть последние минуты жизни его мучает злоба и страх!

Вокруг Пресвитера собралось несколько человек, ожидающих дальнейших указаний. Среди них он вдруг заметил Голика. Этот-то как здесь оказался?

— Так. Ты, — Дилон ткнул пальцем в того, кто только что играл роль живой приманки, — ты отдыхай пока что. Остальные — за мной! Теперь на очереди тоннель номер шесть!

14

… Голик бегал и орал вместе со всеми, изо всех сил изображая активнейшую деятельность, но при всем при этом держался подальше от места, где ему могла грозить реальная опасность.

Но это была не война с четко обозначенной линией фронта — и, пытаясь избежать опасности, он вдруг оказался к ней вплотную.

Это было, когда они, как им показалось, успешно провели монстра сквозь шестой тоннель. Голик в компании еще нескольких человек как раз шел в сторону следующего — пятого — коридора, как вдруг из одной двери в стене тоннеля со свистящим шипением, какое издает струя воздуха, бьющая в космическое пространство сквозь пробитую обшивку звездолета, на них надвинулась голова монстра с открытой для атаки пастью…

Эта дверь в спешке осталась незамеченной — потому и незапертой.

Отчего же Чужой не бросился на них сразу? Трудно сказать… Возможно, он проявил нерешительность при виде компактной группы людей?

Или же в смутное, неразвитое сознание монстра каким-то образом проникла мысль, что он уже не преследователь, а преследуемый — даже если внешне все выглядит наоборот? Так или иначе, он дал людям несколько мгновений. И за эти короткие секунды Голик вдруг не разумом, а телом, понял, что единственное спасение сейчас — не бежать, а идти на сближение с опасностью.

И тело его вытянулось в прыжке, который сделал бы честь любому спортсмену.

На лету вцепившись в ручку двери, Голик повис на ней всем телом — и створка, ударив опешившего Чужого по носу, встала на фиксаторы раньше, чем тот успел перейти в атаку.

— Все! Дверь закрыта… — сказав это, Голик вдруг ощутил, с какой яростью колотится о металл и бронестекло могучее существо, оставшееся в тоннеле, и похолодел при мысли, что могло его ждать при секундном промедлении.

— … Во всяком случае, надеюсь на это, — закончил он вдруг севшим голосом.

Остальные смотрели на него округлившимися глазами.

— Да ты герой, оказывается, брат… — протянул один из его товарищей. Голик скромно потупился. Он отнюдь не собирался сообщать кому бы то ни было, что на сей раз на него сработала не храбрость, а все тот же инстинкт самосохранения.

И сработал именно потому, что он был развит у него сильнее всех прочих чувств, вместе взятых.

— Некогда восхищаться друг другом, братья! — вступил в разговор Дилон, бог весть как оказавшийся рядом. — Пошли! Пока он жив, наше дело еще не завершено!

Выкрикнув это, он первым устремился к очередному тоннелю.

На сей раз Голику не удалось под шумок улизнуть в сторону: Дилон все время, не скрываясь, посматривал на него. Впрочем Голик, будучи и сам загипнотизирован представлением о собственном героизме, некоторое время и вел себя соответственно.

Более того — сперва он даже попытался «работать под полководца». Это проявилось в тот момент, когда во время очередной бешеной гонки (кажется, это было уже в третьем тоннеле) он столкнулся с Уинтерборном.

— Что ты делаешь? — злобно выкрикнул Голик.

— А что?

— Ножницы ты как держишь? — Голик указал на зажатые в руке Дугласа большие портняжные ножницы, взятые им в мастерской.

Сведенные вместе концы ножниц, словно клинок, упирались Голику в живот.

— А что? — отупело повторил юноша. Он был слишком напуган, чтобы соображать.

Вырвав у него из рук импровизированное оружие, Голик перевернул его и снова вложил в оцепеневшую руку Дугласа. Теперь наружу торчали не острия, а закругленные кольца рукояток.

— Вот так и держи, урод! Иначе… — Голик замолк, прислушиваясь к тому, что происходило в оцепленном тоннеле.

— Иначе? — безучастно переспросил Дуглас Уинтерборн. Он был явно не в себе.

Голик дико уставился на него:

— Иначе убьешь кого-нибудь, ты, чудо в перьях! — точным движением он сдвинул Дугласу на глаза козырек его знаменитой кепочки. — А так если и пропорешь кому-нибудь брюхо, так только себе. Невелика потеря!