В Брагин - Искатель утраченного тысячелетия

Тяжкий сумрак, сумрак души моей, навеянный отповедью Ги де Лорена, не рассеивался. Одна лишь светлая надежда утешала меня: скоро я увижу человека, ради которого я приехал в Гвиану. И ему помогу.

Лодка плыла...

Вокруг нас были джунгли. Хмурые, полутемные, переполненные возгласами, плачем, воем животных, острыми криками птиц и шорохом змей...

И вспомнился мне разговор двух матросов, слышанный в приморском кабачке в Гавре.

"Ты не говори, что мы, французы, хозяйничаем в Гвиане", поучал молоденького юнгу рыжебородый пожилой боцман.

"Я хорошо знаю: край подчинен французам, голландцам и англичанам", - не сдавался юнга.

"Э-э-э, пустое. Там хозяйничает она - желтая-прежелтая госпожа".

"Какая еще госпожа?"

"Госпожа Малярия. И помощников у нее видимо-невидимо. Не счесть: ядовитые змеи и рыбы-скаты. В Гвиане тебе, конечно, захочется купаться. Войдешь в реку Морони - тут к тебе незаметно подплывает скат и наносит удар".

"Зубами?"

"Хвостом".

"Вот еще!"

"Да. Бьет током. Электрическим. Верная смерть. А еще есть рыбы по имени пирайя..."

"Ну и что?"

"Далеко, очень далеко эти быстрые рыбки чуют царапинку или ранку на теле человека. И чуть ты войдешь в воду с легкой царапинкой на теле - испытываешь удивительные радости. Этот внимательный народец, эти пирайи, сразу же густой стаей подплывут к тебе. Набросятся и начнут тебя терзать! Они уничтожают любое раненое существо в воде".

"Занятно..."

"Безусловно! А мухи, которые откладывают в теле человека яички, из которых..."

"Еще и мухи хозяйничают в Гвиане?"

"Правят Французской Гвианой, конечно, французы, - с насмешкой сказал боцман. - А скаты? Мухи? А змеи? А малярия... Нет, не французы, а все эти твари вместе с малярией-подлинные хозяева Гвианы. Главный город Французской Гвианы - Кайенна. Мокрый, душный ад - вот что такое Гвиана".

Да! Так говорили моряки в кабачке...

Вдруг Сэм круто повернул лодку к берегу.

- Сэм! Куда ты поворачиваешь лодку?

- К берегу!" - вскричал Сэм.

- Ничего не понимаю!

- Оглянитесь, доктор!

Я оглянулся и за кормой совсем близко увидел морду ягуара. Он почти касался борта нашей лодки.

Резкий взмах весла - лодка чуть не врезалась в берег. В этот миг мимо нас проплыл ягуар. Он даже не плыл, не двигался сам... Что за загадка? На лице Сэма отразились испуг и отвращение.

Следуя течению, бороздя реку в разных направлениях, двигался ягуар. Временами он порывисто дергался. И вместе с судорожными движениями уплывающего ягуара я увидел отчаянные взмахи хвоста крокодила. Показалась спина крокодила. А вот ягуар скрылся под водой. Через миг ягуар снова на поверхности реки, позади него - отчаянные взмахи хвоста крокодила.

"И плен и погибель, - подумал я. - Понимаю: ягуар уж не оторвется от крокодила".

Верно, было так. Крокодил вышел на берег. Охотился за черепахами... Неожиданно из-за деревьев выскочил ягуар. Миг один - он на спине крокодила. Крокодил рванулся к реке. Поплыл. Нырнул. Ягуар попытался оторвать свои когти от спины жертвы. Напрасно. Слишком глубоко засели, слишком крепко вцепились они в спину животного. Крокодил пырял снова и снова. Напрасно. И скоро ягуар стал мертвой ношей... Так и будет крокодил плыть по реке со своим мертвым врагом на спине, нырять, вылезать на берег, снова бросаться в реку. Все напрасно. Не отцепиться, не отвязаться живому от мертвого.

Вскоре ягуар, увлекаемый крокодилом, исчез за выступом берега.

Мы молча поплыли дальше.

"Вот она, Гвиана!" - подумал я.

ГДЕ ЖЕ ФЕЛИКС РАМО?

Дневник Веригина

На рассвете мы благополучно миновали пороги. Вошли в спокойную протоку. И вдруг на повороте я увидел - из воды растет небольшой лесок. Это был островок, густо заросший деревьями.

Лодка подплыла. Сэм выскочил на берег и крикнул, указывая в глубь острова, в непроходимую чащу:

- Он там, мосье доктор!

Мы вышли на едва заметную тропку. Пройдя по ней шагов двести, очутились перед глухой плотной стеной леса, обвитой лианами. Я занес топор - рубить лианы. Но Сэм схватил меня за руку.

- Это его дом! Мы пришли. Он здесь.

Держа меня за руку, негр ввел меня в хижину.

В темноте кто-то тяжко и глухо вздыхал.

Я достал из сумки свечу, зажег, поднял ее и увидел: на листья и ветках лежал человек под рваным одеялом. Лицо его, смертельно бледное, с легким желтоватым оттенком, носило следы тяжелого страдания. Рядом с больным на корточках сидел на земле старик индеец и не сводил глаз с больного. Когда я поднес свечу поближе к больному, индеец пристально и безнадежно посмотрел на меня.

- Рамо! - вырвалось у меня. - Рамо! Феликс Рамо! - повторил я.

В ответ тихий, долгий вздох. Молчание. Я поднес свечу совсем близко к лицу больного и сказал:

- Здравствуйте, Рамо. Я привез хину. Буду лечить вас... Привез я вам и материнский привет из города Полисье.

Больной с трудом повернул голову:

- Я не Рамо, - и закрыл глаза.

"Он в беспамятстве", - подумал я и тихонько потряс больного за плечо:

- Опомнитесь, Феликс! Очнитесь! Вот музыкальный альбом вашего детства, вот чулки, связанные руками вашей матери. Вы слышите меня, Рамо? Феликс Рамо! Отвечайте же!

Вдруг я услышал тихий возглас. Слов не разобрал. И наклонился к больному.

- Я не Рамо! - услышал я невнятный шепот.

"Бредит", - решил я.

- Сэм! Скорей согрейте воды. Я приготовлю напиток больному.

- Я не Рамо, - раздельно повторил больной, - меня зовут...

- Ну... ну... говорите же!

- Я есть Чеслав Ян Ржевусский, - по-польски внятно произнес больной.

- Да, так его зовут, - сказал негр Сэм.

- Что же это такое? - воскликнул я. - Куда меня привезли?

- Так приказал барабан, мосье, - ответил Сэм.

- Барабан? Но...

- В Кайенне доктор приказал мне везти вас к белому человеку, который болен малярией. Все сделано как надо, мосьо.

Больной вдруг о чем-то заговорил быстро и глухо, приподнялся и со стоном откинулся на свое жалкое ложе. Заметался.

Я забыл о Рамо. Спасать, скорее спасать этого тяжелобольного человека!

Весь день я не отходил от него.

После приемов хины и горячего питья больной немного успокоился. А вечером заснул.

Мне было не до сна. Какая нелепость! Что это? Ошибка? Или тюремный врач умышленно заслал меня в лесные дебри? Зачем? Где же Рамо?

Голова моя раскалывалась на части.

Я вышел из хижины.

И сразу со всех сторон обступила меня гвианская ночь. Ее чернота придвинулась к хижине, облепила и поглотила тонкие стены и потолок. Бессонная, она спустилась на джунгли с их светящимися в черноте ночи ядовитыми грибами, гигантскими яркими бабочками, с муравьями-листорезами, чьи стройные полчища пробираются по лесу, преодолевая любые преграды, с лианами, которые и днем в полусумраке, и в черноте этой ночи душат деревья, высасывают из них живительные соки.