Джеймс Ганн - Слушающие

- Только голубь, - угрюмо уточнил Уайт. - Вы когда-нибудь видели, как сойка нападает на других птиц, кошек и даже людей? А ястребы, а орлы, а грифы? Любое существо, становящееся на своей планете доминирующим видом, должно быть агрессивным. Как думает птица?

"А как думает человек? Тот, которого ты воспитал в тепле своего дома, в тепле своих рук, в тепле своей, любви... как он думает? Как можно достучаться до него, сказать ему, заставить его понять, на кого он похож и на что похож мир? А сказать он хотел так: "Слушай, сынок, ты видишь мир дружественным и улыбчивым оазисом покоя, честной конкуренции и благородных правил игры, а ведь он совсем иной. Продолжай так думать, и он при первом же удобном случае отгрызет тебе твою черную задницу".

А Джон сказал бы в ответ: "Перестань говорить, как черномазый, отец!"

Уайт перевел взгляд с рисунка на лицо Макдональда.

- У вас есть сын? - спросил он и, услыхав, как это прозвучало, понял, что выдал кое-что о себе самом. Не "есть ли у вас дети?", а именно: "есть ли у вас сын?" Сейчас один ребенок стал нормой, и может, Макдональд ничего не заметит.

Лицо Макдональда смягчилось.

- Есть, - сказал он.

Он все понял.

- Мы очень похожи друг на друга, - сказал Уайт. - Это мой сын приехал со мной.

- Я знаю, - ответил Макдональд.

- Он у меня за личного секретаря и очень интересуется вашей Программой, - услышал Уайт самого себя.

- Я знаю, - повторил Макдональд.

- Не знаю, что бы я делал без него, - сказал он, и для него самого это прозвучало почти как просьба. Может, это и была просьба.

- Моему сыну всего восемь месяцев, - сказал Макдональд.

Уайт поднял брови.

Макдональд рассмеялся.

- Вся моя жизнь прошла в ожидании. Я и этого ждал слишком долго.

Уайт представил, как Макдональд ждет здесь, среди всех этих чуждых машин с их чуждыми запахами, как караулит Послание со звезд, которое все не приходит, слушает пятьдесят лет понапрасну. Вздор! Он снова ударился в сантименты. Это не тот человек. Это Программе пятьдесят лет, а Макдональд работает здесь всего лет двадцать. Кроме того, он инженер и наверняка любит машины, их запахи, трески и шорохи. Но и двадцать лет...

И вот наконец Послание пришло, но навсегда останется без ответа. Уайта захлестнула волна сочувствия к Макдональду, ко всем этим людям, которые посвятили жизнь безнадежному делу.

- Вы не похожи на человека, которому сообщили, что дело его жизни не будет закончено, - сказал Уайт.

Макдональд улыбнулся. "Эту улыбку, - подумал Уайт, - он, наверное, пронес через все долгие годы ожидания".

- Я ждал очень долго, - сказал Макдональд, - капеллане тоже. Если нужно, мы можем подождать еще немного, но, надеюсь, ваше решение изменится. Ведь вы еще здесь и еще слушаете.

- Это мой долг, - сказал Уайт.

Макдональд промолчал.

"Он мог бы сказать: "Ничего вы мне не должны, господин президент. Это мы в долгу перед вами за вашу жертву", - подумал Уайт в мгновенном приступе раздражения, но тут же отогнал эту детскую мысль.

- А что с остальными словами? - спросил он. - С теми, которые вы пропустили?

- Если это слова. - Макдональд указал на два символа внизу рисунка под яйцом. - Значок из верхнего угла повторен здесь, внизу. Он может означать "солнце".

- А второе слово внизу?

- Не знаем, - ответил Макдональд. - Может, "более яркое солнце". Обратите внимание: солнце внизу и слева имеет лучи с каждого угла. А у того, что наверху, есть лишь одно начало луча. Может, дальнее солнце горячее и они пытаются сообщить это нам на случай, если ваши астрономические знания позволяют разделить эти солнца.

Уайт вновь вгляделся к рисунок.

- И все это вы узнали из этих точек?

- Как вы сказали, это криминальная загадка. Мы, как детективы, собираем улики, причем во множестве. Хроме того, у нас есть подходящие увеличительные стекла. - Он указал рукой на стену, за которой располагался компьютерный зал. - Буквально вся писаная история и литература человечества, на всех его языках, собрана здесь. Все, что мы делаем или говорим на территории Программы, записывается. Вот какой у нас компьютер. Он учится, сравнивает, переводит, сохраняет, шифрует и дешифрует коды. Но, разумеется, мы занимаемся не криптографией, а совсем наоборот - разработкой кода, которого нельзя не понять.

- Наш ранний разговор и ваш звонок, - сказал Уайт. - Все это записано?

Это было вопросом лишь наполовину.

- В любой момент мы можем удалить информацию из памяти простым устным распоряжением.

Уайт пренебрежительно махнул рукой.

- Это не имеет значения. Все, что я делаю и говорю, записывается по всему миру, а когда мой срок истечет, всевозможные исследователи извлекут это и распихают по архивам... Но я не понимаю, что здесь делал Иеремия.

Макдональд помолчал.

- До разговора с вами Программа не была тайной. Одной из моих обязанностей является поддержание Программы, а один из способов заключается в информировании людей о том, что мы делаем, демонстрации им значения и важности нашей работы.

"То есть именно то, что ты делаешь сейчас - для меня", подумал Уайт.

- Выработка общественного мнения? - произнес он. - Реклама?

- Да, - сказал Макдональд.

"Выходит, - подумал Уайт, - что, как это ни назови, а все руководители должны успешно выполнять одну обязанность, если хотят общественного признания своей работы, - общественное признание через всеобщее понимание".

- Информирование? - добавил он.

- Это мне нравится больше всего, - заметил Макдональд.

- Мне тоже, - признался Уайт.

Джон открыл дверь в кабинет.

- Господин президент, - сказал он, - сообщение из Хьюстона.

- Посмотрим, - оживился Уайт.

Макдональд нажал кнопку на своем столе. Глядя, как начинает светиться знакомый экран, Уайт заметил:

- Не люблю я эти штуки.

- Я тоже, - поддержал его Макдональд. - В такой профильтрованной информации теряется большинство чувственных ощущений.

Уайт глянул на Макдональда с легким удивлением, но в этот момент экран ожил. Снимали с воздуха, вероятно, с зависшего вертолета, на улице перед святилищем в Хьюстоне. Мужчины и женщины расхаживали взад и вперед с транспарантами. На них были написаны слова, которые удалось прочесть только после приближения:

ПОСЛАНИЕ ЛЖЕТ

ИЕРЕМИЯ ЛЖЕТ

НЕ АНГЕЛЫ, А КАРАКУЛИ

ДОЛОЙ ПРОГРАММУ

НИКАКИХ РАЗГОВОРОВ С ЧУДОВИЩАМИ

Между пикетирующими в святилище непрерывным потоком шли люди. На очередной панораме они увидели за пикетами молчаливую толпу, окружающую здание. Люди чего-то ожидали, какого-то слива, события, какого-то знака, но по их виду трудно было понять, то ли это зрители, то ли участники, ждущие своего выхода.

Сцена изменилась. Точка наблюдения находилась теперь под огромным куполом. Камера медленно прошлась по рядам. Все места были заняты, люди сидели и стояли в проходах. Внизу в круге света стоял Иеремия, похожий на нарисованного палочками человечка. Он был не один, за его спиной находилось какое-то существо, легкая, прозрачная фигура, но не подлежало сомнению, что это ангел с ореолом и распростертыми крыльями, причем правая длань ангела покоилась на плече Иеремии. Потом пророк поднял левую руку, и толпа поднялась как один человек. Уайт ничего не слышал - звукового сопровождения не было, - но почувствовал волну, что вырвалась из пятидесяти тысяч глоток, сотрясая святилище.