Джек Макдевитт - Послание Геркулеса

Римфорд заинтересовался:

- А какое, Лесли?

- А ты представь себе нас, - сказала она. - Если бы мы кодировали картинку для другого вида, какое изображение мы бы послали обязательно?

- Наше собственное, - ответил Гарри.

- В точку. Гарри, из тебя вышел бы отличный психолог. Так вот, я скажу вам, что нам предстоит узнать. Способность к созданию технологической цивилизации требует по самой своей сути определенной логики и типа восприятия, что перевешивает, и намного, быть может, факторы, о которых говорит Брокман.

- Посмотрим, - пожал плечами Гамбини. - Надеюсь, что ты права.

На глазах у Гарри цилиндр исчез.

Снова появилась точка. На этот раз получилась сфера. И снова с надписью. Пирамида. Трохоида.

- Розенблюм уже знает? - спросил Гарри.

- Я не уверен, что мы уже готовы выходить на директора, - ответил ему Гамбини. - Можно сообщить ему позже, когда поймем, что у нас тут получается. Ведь именно это он и любит? А пока что выкинем отсюда этих алкоголиков.

Он возвысил голос на последней фразе, и несколько «алкоголиков» зааплодировали.

Через некоторое время снова появился цилиндр, но под прямым углом к ранее показанному. И новая надпись.

- Она должна быть похожа на предыдущую, - сказал Маевский, - и общая часть, значит, будет определять сам предмет. А различие - угол наклона или что-то в этом роде.

Гарри не понял, но спрашивать не стал. Появился третий цилиндр.

И еще долго продолжалась демонстрация геометрических фигур. В конце концов Гарри заскучал и сказал, что пойдет известить Розенблюма. Было уже за полночь.

Директор не выразил удовольствия ни поздним временем звонка, ни содержанием сообщения.

- Цилиндры! - буркнул он. - О'кей, Гарри, но это не то, что нам нужно. Ладно, ты присматривай, что будет дальше, и извести меня, если появится что-то новое.

Гарри нашел пустой кабинет и часок вздремнул. Когда он вернулся в центр, то все еще ощущал жуткую усталость. Найдя Гамбини, он описал ему реакцию директора и хотел уже попрощаться, когда заметил, что физик вообще ничего из его слов не слышал. И вообще настроение в зале как-то изменилось.

- Что случилось? - спросил Гарри.

На рядах экранов все еще красовались разные геометрические фигуры. Гарри понял, что программа кончила работу, что инструкции получены и теперь ученые собираются начать более детальное исследование. Гамбини подтащил его к одному компьютеру.

- Вот на это ты должен посмотреть.

Он включил машину и отошел, чтобы не закрывать Гарри обзор.

Рядом появилась Лесли.

- Привет! Кажется, серьезное дело сегодня делается. И я так понимаю, что это твоя заслуга, Гарри. Поздравляю.

Она сияла.

На экране обрела форму и стала вращаться сфера. На приличном расстоянии от ее поверхности появились четыре точки, раздулись и выбросили параллельные кривые, быстро окружившие сферу. На образе нарисовались тени и углы, придавая ему глубину.

- Боже мой! - ахнул Гарри. - Это же Сатурн!

- Вряд ли, - усомнился Гамбини. - Но я думаю, нет ли колец у их родной планеты.

Картинка исчезла.

И снова стала видна знакомая черная точка. На этот раз она постепенно раздулась в нечто вроде тетраэдра. Фигура была похожа на паука и шевелила конечностями.

- Мы думаем, что так выглядит алтеец, - сказал Гамбини.

На следующий день Гамбини ушел к себе на квартиру в VIP-секции в северо-западном углу Годдарда. Он не знал, сможет ли уснуть, но сейчас делом занимались компьютеры, и Гамбини хотел сохранить на будущее хоть какую-то работоспособность.

Он рухнул на кровать, довольный, и погрузился в забытье со счастливой мыслью, что исполнились честолюбивые мечты его жизни. На самом деле все мечты, к которым можно было относиться серьезно, превзойдены многократно.

Когда через несколько часов зазвонил телефон, Гамбини не сразу сообразил, где находится. Он зарылся головой в подушки, но телефон звонил настойчиво, и физик, пошарив рукой, стукнул по нему.

Голос на другом конце принадлежал Чарли Хофферу.

- Кончилось, - сказал он.

- Что? Передача сигнала?

- Да. Пульсар снова заработал. Гамбини поглядел на часы:

- Девять пятьдесят три.

- Полный оборот по орбите, - подтвердил Хоффер.

- Они последовательны. Каков объем?

- Мы еще не подсчитали.

- О'кей, спасибо, - сказал Гамбини. - Если что-нибудь изменится, Чарли, дай мне знать.

Он вбил цифры в калькулятор. Объем переданной информации был около 46,6 миллиона символов.

Выдержка из интервью с Бейнсом Римфордом, опубликованного в октябрьском номере журнала «Дип спейс».

Вопрос: Профессор Римфорд, цитируются ваши слова, что есть несколько вопросов, которые вам особенно хотелось бы задать Богу. Вы не могли бы нам сказать, что это за вопросы?

Ответ: Для начала было бы приятно иметь работоспособную БЕТ.

В: вы имеете в виду Большую Единую Теорию, связывающую воедино все физические законы?

О (со смехом): Нас бы устроило знать, как связаны слабые и сильные ядерные взаимодействия, электромагнетизм и гравитация. Есть некоторые основания полагать, что когда-то очень недолго это была одна и та же сила.

В: И когда это могло бы быть?

О: В первые наносекунды после Большого Взрыва. Если вообще был Большой Взрыв.

В: В этом есть сомнения?

О: Есть довольно много людей, которые пытаются найти придирки к этой теории. Но я лично не считаю, что здесь есть в чем сомневаться. Сегодня, я думаю, куда актуальнее вопрос, было ли это событие единственным в своем роде.

В: Вы хотите сказать, что Большой Взрыв был не один? О: Ну конечно, не здесь. На самом деле вы спрашиваете, единственна ли Вселенная. Одна ли она.

В: И как? Она единственна?

О: Мне неизвестно. И никому не известно. Вероятно, и не будет известно никогда.

В: Чему еще вы хотели бы получить объяснения? О: Мне бы хотелось знать, почему вообще что-то существует. Почему не ничто? Мне хочется знать, откуда взялся порядок. Мне удивительно, что во Вселенной есть что-то, кроме холодной грязи, скользящей в темноте.

В: Не уверен, что я вас понял.

О: Тогда вернемся к Большому Взрыву.

В: Если таковой был.

О: По всей видимости, в Большом Взрыве содержалось ровно столько энергии, сколько нужно для создания долгоживущей Вселенной. Будь он на ничтожную долю слабее, все очень быстро схлопнулось бы опять. Слабее - в смысле слабее на исчезающе малую долю процента. С другой стороны, будь он хоть чуть сильнее, не могли бы сформироваться галактики.

Или обратимся к сильным взаимодействиям, которые удерживают от распада ядра атомов. Снова-таки, нет видимой причины, по которым эти силы должны быть именно таковы. Будь они хоть чуть сильнее, не было бы ни водорода, ни воды. Будь они слабее, не было бы желтых солнц. И на самом, деле таких совпадений чертова уйма, почти бесконечное число. Можно вспомнить атомные веса, и точки замерзания, и кванты, и почти любой физический закон, который может прийти на ум. Измените одну константу из значительного их числа, суньте лишний протон, скажем, в атом гелия, и это даст вам отличный шанс дестабилизировать Вселенную. Такое впечатление, что мы живем в доме, тщательно спланированном, вопреки поистине космического масштаба шансам, как колыбель разумной жизни. И очень мне хотелось бы знать, почему так вышло.