Уильям Голдинг - Бог-скорпион

– Сколько вам лет, повелитель? Восемнадцать или семнадцать?

– Я мужчина.

Фанокл скривился.

– По закону я считаюсь взрослым. – Мамиллий стиснул зубы. – Прошу прощения за слезы. Я испытал сильное потрясение. – Он громко икнул. – Прощаешь?

Фанокл окинул его взглядом.

– Чего вы хотите, кроме прощения?

– Ефросинию.

Фанокл нахмурился.

– Мне трудно объяснить, повелитель…

– Ни слова больше. Поговорю с дедом. Он тебя переубедит.

Из туннеля послышался шум – солдаты салютовали Императору.

Правитель шагал довольно резво для своего возраста. Впереди шел глашатай.

– Дорогу Императору!

Кесаря сопровождали страж и несколько женщин под вуалью. Мамиллий в панике заметался по палубе, но женщины отделились от группы мужчин и выстроились у стены порта. Фанокл поднес к глазам сложенную козырьком ладонь.

– Он привел ее с собой.

Капитан триремы суетился вокруг Императора, что-то объясняя на ходу, а тот глубокомысленно покачивал седой головой. Император взошел по трапу на трирему, пересек палубу и посмотрел вниз на диковинный корабль. Среди портовой черни статная фигура старика в белой тоге с пурпурной каймой отличалась исключительным благородством. Отказавшись от предложенной руки, властитель ступил на палубу «Амфитриты».

– Не трудись рассказывать о крабе, Мамиллий. Капитан уже все мне объяснил. Поздравляю тебя с чудесным спасением. Разумеется, Фанокл, и тебя тоже. Испытание придется отменить.

– Но Кесарь!..

– Видишь ли, Фанокл, сегодня вечером меня не будет на вилле. Я испробую твою скороварку в другой раз.

Фанокл снова открыл рот.

– Собственно, – благодушно сказал Император, – в это время мы будем в открытом море на «Амфитрите».

– Да, Кесарь!

– Не уходи, Мамиллий. Есть новости. – Он умолк, вслушиваясь в голоса на берегу. – Народ меня не любит.

Мамиллий снова затрясся.

– Меня тоже. Даже убить пытались.

Император горько улыбнулся.

– Рабы ни при чем, Мамиллий. Мне кое-что сообщили из Иллирии.

Перепачканное лицо юноши исказилось от ужаса.

– Постум?

– Он прервал свою кампанию, стянул армию к порту и крушит все судна на побережье, от трирем до рыбацких лодок.

Мамиллий нервно шагнул вперед, едва не свалившись в руки Талу.

– Он устал от подвигов?

Император подошел ближе и ласково коснулся пальцем грязной туники внука.

– Нет, Мамиллий. Он проведал, что внук императора заинтересовался кораблями и оружием. Он боится, что ты приобретаешь влияние, и трезво мыслит. Быть может, содержание нашей злосчастной беседы на лоджии достигло недружественных ушей. Нельзя терять ни мгновения.

Он обернулся к Фаноклу.

– Придется тебе примкнуть к нашему совету. Как быстро «Амфитрита» способна дойти до Иллирии?

– Вдвое быстрее ваших трирем, Император.

– Мамиллий, мы отправимся вместе. Моя цель – напомнить Постуму, что я по-прежнему Император, а твоя – убедить его в отсутствии намерений стать таковым.

– Но это опасно!

– Предпочитаешь сидеть тут и ждать, когда тебе перережут горло? Вряд ли Постум надеется, что ты покончишь с собой.

– Опасно для тебя!

– Спасибо за беспокойство, Мамиллий, я тронут. Приступим.

Император кивнул в сторону причала, и процессия рабов принялась переносить на трирему багаж. С кормы примчался маленький сириец и затараторил:

– Повелитель, это невозможно. Для Императора нет достойного ложа. И взгляните на небо!

И верно, на небе не осталось ни капли лазури. Солнце превратилось в тусклое пятно, да и оно обещало вот-вот исчезнуть.

– … и как я смогу взять курс, повелитель, не видя неба и без попутного ветра?

– Это приказ. Дед, давай ненадолго сойдем на берег.

– Зачем?

– Корабль грязный…

– Как и ты, Мамиллий. От тебя смердит.

Сириец подошел к Императору.

– Если это приказ, повелитель, я сделаю все возможное. Но позвольте мы сначала выведем корабль из порта. Вы пересядете на него со своей баржи.

– Да будет так.

Мамиллий побежал к туннелю, отворачиваясь от женщин, и скрылся в глубине. Император поднялся на свою баржу, пришвартованную за триремой, и удобно устроился под балдахином. И только тогда начал понимать, до чего уродливым и несуразным выглядит новый корабль.

Он покачал головой.

– Все-таки не люблю я новшеств…

На «Амфитриту» взошла толпа рабов, команда начала подготовку к отплытию. Матросы принялись толкать корабль веслами от берега, и вскоре он стал боком отходить от причала. Канаты с плеском упали в воду; их тут же подняли на борт. Кормчий налегал на рулевые весла, чтобы развернуть корабль вперед и отвести его от триремы. Из-под латунного «брюха» над топкой вылетали клубы пара. Фанокл высунул голову из трюма и жестом велел кормчему отложить весла. Он что-то прокричал в недра механизма, и струя пара стала расти; ее визг прорезал воздух, будто пилой, а затем внезапно стих.

Из недр корабля донеслось ворчание и лязг железа. Тал задвигал четырьмя руками: двумя вперед, двумя назад. Колеса пришли в движение, разворачивая корабль кормой к порту и правым бортом вперед. Лопасти громко шлепали, поднимая грязные волны, вздымались вверх, зачерпывали воду и выплескивали ее на палубу. Корабль заливало водой, и вскоре над ним поднялось облако пара, на этот раз над раскаленной поверхностью сферы и воронкой. Из трюма донесся громкий стон. На палубу взобрался Фанокл и, вращая глазами, стал изучать потоп, как будто в жизни не видел ничего более интересного. «Амфитрита» не продвигалась вперед, а кружила на месте; вода фонтаном била вверх. Фанокл что-то крикнул в трюм, наружу вырвался новый клуб пара, лопасти со скрипом остановились, и вода ушла с палубы, словно судно только что поднялось со дна бухты. Люди продолжали громко проклинать корабль, застрявший посреди порта с воющим паровым котлом.

Во мгле над холмами блеснул свет, и почти немедленно грянул гром.

Император тайком сделал жест двумя пальцами.

Однако молния отнюдь не свидетельствовала о гневе богов. Пока Император всматривался вдаль, ожидая, как «Амфитриту» уничтожит карающее провидение, он заметил, что корабль в море не один. За пределами порта виднелось нечто более плотное, чем завеса дождя. Не успел Император принять далекий предмет за вершину скалы или низкий утес, как скала выросла.

Император выбрался на берег и поднялся по ступеням на стену порта, где сидели женщины. Тут, в ясном воздухе, можно было отчетливо разглядеть нос и бак боевого корабля, из трюма которого доносился мерный барабанный бой. Корабль разворачивался ко входу в гавань, целясь в середину узкой полоски воды между причалами. Он неотвратимо надвигался: паруса убраны, краб на каждой нок-рее, направленные вперед орудия, палубы, сияющие сталью и латунью, двадцатифутовый шпиль тарана, разрезающий воду, словно акулий плавник. Барабаны изменили ритм. Сотни весел разом убрались в корму, будто принадлежали одному организму. Корабль прошел ворота, заводя таран в гавань. Барабаны снова взяли другой ритм. Пара за парой из отверстий появлялись весла, загребая воду. На квартердеке реял красный с золотом флаг, над которым восседал свирепый орел. Не отвечая на расспросы женщин, Император поспешил на баржу под спасительный балдахин.