Александр Казанцев - Полярная мечта (С иллюстрациями)

Будь Алексей в Москве, он отправился бы бродить ночью по безлюдным улицам, останавливался бы на площадях и набережных, не замечая знакомых зданий.

И здесь, в Арктике, не задумываясь о последствиях, Алексей решительно свернул с дощатого, ведущего к клубу тротуара. Ноги сразу увязли в пружинящем травянистом покрове. Дома остались в стороне. Алексей был уже в тундре. Однако это не остановило его.

Неужели он не имеет права пройтись? Побыть наедине с самим собой, подумать? И все время идти, убыстряя шаг… Ветер дул в спину — это он заметил для ориентировки.

«Итак, вы потерпели поражение, — горько размышлял он, идя без дороги в полной темноте. — Так в чем же ошибка? Привык, что у нас поворачивают реки вспять, создают новые моря, меняют лицо Земли. Вот и считал, что построить сто тысяч ветряков — пустяки! Люди же заинтересованные хотят выполнить замысел с наименьшим напряжением сил».

Движение было сейчас естественной потребностью Алексея. В быстрой ходьбе, почти в беге, находила выход кипевшая в нем энергия. Ветер словно прибавлял ему сил, пружинящая почва делала его шаг по-особому упругим.

«Вот в этом и все дело! Проектант должен идти по линии наибольшего сопротивления… Пусть ему тяжело, но строителям будет легче! Думать надо! Искать!

Прежде чем приступать к знаменитым стройкам, советские инженеры спроектировали, рабочие на заводах создали невиданные по мощи экскаваторы, исполинские скреперы и другие машины… Не ледяной мол, а ветрохолодильные установки для него нужно проектировать! И завод-автомат для их изготовления построить!»

Подумав о заводе-автомате, Алексей вспомнил о Жене и даже остановился, зажмурился, замотал головой.

Женя! Неужели она думает, что он ничего не замечает? Считает его одержимым… «не от мира сего»!.. Есть другие, которые стоят обеими ногами на земле, вернее на палубе!

Алексей зашагал, сердито вдавливая ноги в землю.

Конечно, Алексей с возмущением отверг бы мысль о ревности, это показалось бы ему диким и унизительным, однако именно ревность владела им сейчас. Если Федор, ревнуя Женю еще в Москве, сердился сам на себя, то у Алексея ревность оказалась рядом с почти ребяческой обидой. Женя, которой он верил безгранично, которую привык считать неотъемлемой своей частью, гордая и недоступная для всех Женя, отдает теперь Федору что-то очень важное, принадлежавшее прежде только ему, Алексею!..

Началась пурга. Когда Алексей спохватился, решив, что пора возвращаться, он уже не мог определить, откуда ветер. Казалось, он дует отовсюду. Алексей стоял в полнейшей темноте, словно потеряв зрение. Становилось страшно. Все вокруг неистово крутилось, вертелось, взлетало и падало. Снег стегал по лицу, залетал в рукава, забивался за воротник, в ботинки.

Алексей никогда не был трусом, но сейчас ужас охватил его. Он слишком хорошо знал, что в Арктике в пургу люди замерзают у стен дома, так и не найдя входной двери. Десяток километров, отделявший его от поселка, в пургу равен сотне. Алексей метнулся сначала в одну, потом в другую сторону. Попал ногой в воду, провалился по колено. Выбрался и опустился в изнеможении в наметенный уже сугроб.

Алексей зарылся в снег и закутался в пальто — он слышал, что так поступают оленеводы во время пурги. Однако очень скоро почувствовал озноб. Во что бы то ни стало нужно было перебороть холод и, самое страшное, сон. Сон, липкий, сладкий, подкрадывался исподволь, мутил сознание. Алеша скрежетал зубами, кусал губы, отгонял сон прочь.

Чтобы не замерзнуть, он напрягал мышцы. В юности он увлекался «волевой гимнастикой», стараясь развить и мускулы и волю. И сейчас он заставлял себя мысленно идти, бежать, взбираться на скалы. Ему становилось жарко, силы оставляли его, он изнемогал от усталости, но снова принимался за свой тяжелый труд.

…Пурга выла, ревела. Ветер закручивал снег в гигантском смерче, охватывавшем и тундру и порт острова Дикого, валил наземь колеблющиеся в воздухе снежные стены, непробиваемые светом прожекторов.

На причале у катера стояли Женя, Денис, дядя Саша. Сердитые, словно посыпанные снегом, волны взлетали на доски причала.

Алексея не было, и тревога охватила его друзей.

— Я знаю его, знаю, — твердила Женя. — Он всегда в Москве уходил бродить, когда с ним что-нибудь случалось. Он и тогда, после провала диссертации, в проливной дождь пошел бродить… один, без меня…

— Ты думаешь, он ушел в тундру? — спросил Александр Григорьевич.

— Здесь кругом тундра, — ответила Женя. — Он ушел… Что же теперь делать? Такая метель… я не знала, что здесь даже летом бывают метели… Как я могла отпустить его?

— То ж можно зараз организовать, — вмешался Денис. — Василь Васильевич Ходов даст нам три вездехода. Хлопцы наши с нами поедут. Будемо шукать его, гудками звать та выстрелами.

Женя молча пожала Денису руку у локтя.

Через полчаса три вездехода выехали по трем направлениям в тундру. Пурга выла и свистела в ушах, огни фар расплывались в снежной сетке.

Сжавшись в комок, мужественно борясь с холодом и сном, Алексей не слышал ни гудков, ни выстрелов. Он не заснул, он не позволил себе заснуть в эту ночь. Когда летящий снег стал серым, Алексей понял, что наступил день. Но увидеть что-нибудь в несущейся серой мути все равно было нельзя.

Алексей уже не мог думать ни о проекте, ни о Жене. Все в нем притупилось, омертвело. Существовала только одна мысль — «выжить». Он должен был бороться за жизнь и боролся цепко, исступленно, согреваясь неистовой работой мышц.

К вечеру он все-таки уснул. Проснулся в испуге. Он ослеп… Он ничего не видел. Может быть, он уже больше не существует? Может быть, это уже смерть? Темнота небытия вокруг…

Алексей вскочил, и снег посыпался с его спины. Он ущипнул себя за щеку — не почувствовал щеки. Ноги повиновались плохо. Он забыл о том, что надо напрягать мышцы. Он просто побежал, ничего не помня, стараясь спастись… И бег спас его, вернул сознание. Порывисто дыша, иногда падая, поднимаясь и снова бросаясь вперед, он все-таки согрел окоченевшее тело.

Темнота ревела. Она обрушивалась на Алексея, толкала его то в грудь, то в спину, стремилась свалить наземь, победить.

Алексей снова сел, закутался в пальто. Он знал историю матроса-норвежца, посланного Амундсеном в числе других с места зимовки судна «Мод» на остров Диксон. Единственный из всей группы он почти добрался до поселка и замерз, видя его дома.

Может быть, не будь пурги, Алексей видел бы сейчас огни порта? Нет, слишком далеко зашел он, погруженный в свои думы. Эту ночь Алексей снова думал о моле. И он более стойко, чем в прошлые сутки, переносил лишения. Впрочем, может быть, вообще потеплело. Все-таки было лето. Температура была лишь чуть ниже нуля. Ветер дул, казалось, по-прежнему, но снега стало меньше.