"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 1 (1960 г.)

Предполагаемой атомной базой на Луне руководили бы люди, среди которых нашлись бы и негодяи, властолюбцы, достойные бесноватого фюрера. Будущее самой Америки стало бы зависеть от прихоти командования такой бомбардировочной базой на Луне. В любую минуту эту базу можно было бы использовать в преступных личных целях ради чудовищного шантажа Земли.

Такой случай атомного шантажа и описывает тот же Роберт Хайнлайн в своей новелле «Долгая вахта». Но он уже не повторяет былых антисоветских выпадов, ему уже хочется верить в человека, в то, что преступление может быть предотвращено, пусть ценой жизни героя.

«Девять кораблей взметнулись с лунной поверхности. Вскоре восемь из них образовали круг, в центре которого был девятый — самый маленький. Этот строй они сохранили на своем пути до Земли.

На маленьком корабле виднелась эмблема адмирала, однако на нем не было ни одного живого существа. Это был даже не пассажирский корабль, а радиоуправляемая ракета, предназначенная для радиоактивного груза. В этом рейсе она имела на борту один лишь свинцовый гроб и гейгеровский счетчик, который ни на минуту не утихал».

Читатель верит, что герой предотвратит гнусное атомное преступление, и в этом отражается вера народа, простого американского народа, который, как и герой новеллы, присягал перед своей совестью сохранить мир и не допустить атомного преступления против человечества, подготовляемого современной политикой главных капиталистических стран, не допустить, хотя бы для этого пришлось встать на долгую и трудную вахту — вахту мира.

Мы выходим из джунглей американской научной фантастики: мы увидели жуткие космические драмы, содрогались от нарисованных страхом или чувством безысходности картин, содрогались потому, что они воскрешали в нашей памяти подлинные картины разрушенных атомной бомбой японских городов: иной раз интерес к незнакомому, странному мешал увидеть враждебную нам сущность произведений, прикрытую внешней занимательностью. Мы не заглянули в самые мрачные уголки ненависти к нам, мракобесия, упадка, мы едва коснулись тех мест, в которых чувствовалась отрава, преподносимая американскому народу в облатке сногсшибательной занимательности. Можно сделать общий вывод, что американская научная фантастика — прежде всего в основном классовая литература, верно служит гибнущему капитализму, перенимая от него пессимизм и обреченность. Она покончила ныне с традиционным когда-то американским «хэпиэндом». Эта литература паразитирует на науке, пользуясь ее достижениями и терминологией для целей, ничего общего не имеющих с мечтой, с самими этими достижениями. И, наконец, — что отнюдь немаловажно для понимания американского народа, к которому советский народ относится с симпатией, с верой в его будущее, — в американской научно-фантастической литературе есть крепнущая ветвь критического отношения к капиталистической действительности, ветвь светлого отношения к человеку. А часть этой литературы, хотят того или не хотят авторы пессимистических, мрачных произведений, подсказанных, быть может, общим чувством безысходности, объективно работает на ненависть к войне и к уничтожению городов, стран, народов, которая не может не проснуться у читателя.

Советские люди много думают об американцах. Им хочется больше и лучше узнать их стремления, мечты, тревоги. Фантазия — отражение действительности, ее волшебное зеркало. Через фантазию американцев можно увидеть и понять их действительность, почувствовать тупик американского образа жизни, в котором бьется, как в клетке, мечта. Американская научная фантастика помогает заглянуть в думы и жизнь американцев.

Генри Бим Пайпер. Универсальный Язык

Марта Дейн остановилась и посмотрела на медно-красное небо. Пока она была внутри здания, ветер переменился и песчаный ураган, который раньше дул с пустынных нагорий на восток, теперь бушевал над Сиртисом. Солнце, увеличенное туманным ореолом, казалось великолепным красным шаром. Оно было почти такой же величины, как и солнце Земли.

Сегодня к вечеру тучи пыли осядут из атмосферы, добавив еще слой песка к той массе, под которой был погребен город вот уже пятьдесят тысяч лет.

Все вокруг было покрыто красным лёссом — улицы, площади, открытые участки парка. Слой красного песка совершенно скрывал небольшие постройки, которые под его тяжестью обвалились и оплыли. Камни, оторвавшиеся от высоких зданий уже после того, как рухнула крыша и развалились стены, тоже были покрыты красным лёссом. В том месте, где стояла Марта, улицы древнего города были на сто — сто пятьдесят футов ниже уровня современной поверхности, и проход, пробитый в стене дома, вел прямо на шестой этаж. Отсюда ей хорошо был виден лагерь, сооруженный на поросшей кустарником равнине, где некогда на берегу океана располагался морской порт. Теперь на месте океана простиралась впадина Сиртис. Сверкающий металл лагерных построек уже покрылся тонким слоем красной пыли. Она снова подумала о том, каким станет этот город, когда, затратив много времени и труда и переправив через пятьдесят миллионов миль космического пространства людей, оборудование и продовольствие, археологи завершат его раскопки. Они используют технику. Иначе ничего здесь не сделаешь. Нужны бульдозеры, экскаваторы, землечерпалки. Машины ускорят работу, но они не заменят человеческих рук. Она вспомнила раскопки

Хараппы и Мохенджо-Даро[2] в долине Инда и старательных, терпеливых местных рабочих, простых и неторопливых, как и цивилизация, которую они открывали. Она могла бы перечесть по пальцам случаи, когда кто-либо из ее рабочих повредил в земле ценную находку. И если бы не эти низкооплачиваемые и безропотные люди, археологи не сдвинулись бы с места со времен Винкельмана. Но на Марсе не было таких рабочих. Последний марсианин умер пятьсот столетий назад.

В четырехстах ярдах слева от нее вдруг затрещал, как пулемет, пневматический молоток. Тони Латтимер, должно быть, выбрал здание и приступил к его обследованию.

Марта ослабила ремни кислородной коробки, перекинула через плечо аппарат, подобрала с земли чертежные инструменты, доску и зарисовки и двинулась вниз по дороге. Она обошла нагромождение камней и мимо развалин стены, торчащей из-под лёсса, и остовов уже пробитых зданий вышла к заросшей кустарником равнине, на которой стоял лагерь.

Когда Марта вошла в большую рабочую комнату здания № 1, там было человек десять. Она первым делом освободилась от своей кислородной ноши и закурила сигарету, первую с утра. Затем она оглядела всех присутствующих. Старый Селим фон Олмхорст (наполовину турок, наполовину немец), один из ее двух коллег-археологов, сидел в конце длинного стола, напротив стены, и курил большую изогнутую трубку. Он внимательно изучал какую-то записную книжку, в которой явно не хватало страниц. Девушка — офицер Технической службы Сахико Коремитцу низко склонилась над чем-то, освещенным ярким светом двух ламп. Полковник Хаберт Пенроуз, начальник отдела технического снабжения Космической службы, и капитан разведки Фильд слушали отчет одного из пилотов, возвратившегося из разведывательного полета. Две девушки из Службы сигнализации просматривали текст вечерней телепередачи, которая должна быть передана на «Сирано», лежащий на орбите, удаленной на пять тысяч миль от планеты, а оттуда уже через Луну на Землю. С ними сидел Сид Чемберлен, транспланетный корреспондент «Ныос сервис». Он был штатским, как Марта и Селим, о чем свидетельствовали белая рубашка и синяя безрукавка.