Ярослав Веров - Завхоз Вселенной

Варвара слушать умела. Настоящие женщины умеют слушать мужчину. Бутылка водки как-то незаметно опустела. В голове у Игорька образовался приятный шум, и чувствовал он себя вполне по-домашнему. Уже собирался живописать большую луну над Багдадом, и яркие звёзды над минаретами, но Варвара взъерошила ему волосы и ласково приказала:

– Марш в душ. Душ наверху. Пойдём, покажу.

– А джакузи есть? – развязно спросил Игорёк.

– Что хочешь есть.

– А давай вдвоём?

– Не-ет, вдвоём не будем. Могу спинку потереть. Хочешь?

– Или вдвоём, или без спинок, – отрезал Игорёк.

Игорёк проснулся. Дневной свет пробивался сквозь кремовые занавески спальни. Игорёк лежал на широкой кровати с водяным матрацем, покачивался на волнах. Вставать не хотелось. Он смотрел на синий, в серебристую звёздочку потолок и блаженствовал.

– Продрал глаза, соколик? – в спальню вошла одетая в короткий махровый халатик Варвара. – Вставай, время не ждёт.

– Куда спешим?

– Прислуга скоро явится.

– Стесняешься?

– Дурак. Ты же в бегах. Горничные у нас тут все «стучат». Собирайся, я повезу тебя в санаторий.

– Это зачем? – Игорёк насторожился.

– Да здесь недалеко, в «Кремле».

«Кремлём» на жаргоне обитателей Рублёвки назывался Санаторий Управления Делами Президента «Барвиха».

– Да нужен он мне!

– Нужен, нужен, – не допускающим возражения тоном сказала Варвара. – Там тебя искать не станут. От храпа тебя вылечим. Нервы поправишь.

Игорёк пошарил взглядом в поисках одежды. Одежда валялась, разбросанная по всей спальне.

– Что ты такое говоришь, Варечка? Ещё ни одна женщина меня в храпе не уличала. Не храплю я.

– Хорош трепаться. Храпишь. Держи свои трусы. И в душ.

– Да? Неужели меня всё-таки контузило, – решил Игорёк.

– Красивый ты мальчик, – любовалась Варвара, став в дверях ванной.

– Не храпел я никогда! – никак не мог успокоиться Игорёк. – Да-а, нехорошо. Спать, наверное, мешал?

– Да ладно. Я сплю как убитая. Министр мой приучил. Не храпел – ревел, скотина. Куда только его не водила. Так и не вылечили идиота. После «Кремля», правда, потише сделался. Чтоб ты знал, все болезни от расстройства сна. Я тоже там лечилась. Врачи вежливые и компетентные. Я договорюсь, будет тебе и питание и койка.

– Ты меня спасаешь, – небрежно произнёс Игорёк и стал вытираться.

– Да, по-моему, тебя спасать не от кого. Тебя от самого себя спасать надо, – пробормотала Варвара.

В ожидании Варвары Игорёк слонялся по двору, пинал сосновые шишки.

Наконец хозяйка вывела из гаража небольшой соломенного цвета пежо. Из будки выбрался, потягиваясь, давешний пёс, кавказская овчарка. Варвара потрепала его за ухо.

– Загуляла твоя хозяйка, совсем про тебя забыла, Дик.

Игорёк присел на корточки и позвал:

– Дик, иди сюда.

Пёс и ухом не повёл.

– Слушай, а как он тебя впустил? – удивилась Варвара. – Он, кроме меня, никого к себе не подпускает.

– Я невкусный, – пошутил Игорёк. – Дик умный. Дик знает, кого жевать бесполезно.

Умный Дик смотрел хмуро. «Точно знает. Вот собака!» – подумалось Игорьку.

– Ну ладно. Открывай ворота.

Вскоре они подъезжали к санаторию. Остановились перед небольшим, скорее декоративным, шлагбаумом. Варвара постучала в окошко проходной и, сняв тёмные очки, осведомилась:

– А что, Витя сегодня не дежурит?

– Пересменка у него, Варвара Степановна, – бодро ответил лейтенант. – А это кто с вами?

– Это мой племянник Игорь. Везу от храпа лечить.

– Дело нужное, – понимающе улыбнулся офицер. – Проезжайте.

Загорелся зелёный свет, и шлагбаум поднялся.

Главный корпус представлял собой трёхэтажное здание с пристройкой в виде ротонды, в которой размещалась столовая. Перед входом имелся фонтанчик с тремя неведомыми бронзовыми птицами. Вокруг фонтанчика уже были высажены весенние цветы, зябнувшие на апрельском ветру.

В холле, выполненном в стиле ампир, стояли между колонн на сияющем паркете диванчики-банкетки с затейливыми резными спинками, у окна регистратуры имелся вольер с канарейками и попугайчиками; чуть поодаль – аквариум, где вальяжно фланировали в водной стихии пучеглазые телескопы и солидные, величиной с ладонь скалярии; стены украшали пейзажи.

– Паспорт у тебя есть, беглец? – осведомилась Варвара. – Посиди пока.

Игорёк послушно уселся на диванчик и от нечего делать принялся разглядывать пейзажи. Пейзажи как пейзажи. Не Шишкин. Канарейки хороши.

Канарейки рассказывали весенние истории. Ни одной фальшивой ноты, ни одного коммерческого такта. Игорёк упивался безыскусностью пернатых, и прикидывал, какая крутая вышла бы фишка – брать заказы у обитателей Рублёвки на песни для их попугайчиков, павлинов и прочих сов, а так же для их четвероногих друзей. И писать не попсу, а что-то на уровне Моцарта. Не хотят люди слушать хорошую музыку, пусть хоть их домашние любимцы насладятся. Заработок мог получиться неплохой.

– Мечтаешь? – раздался над ухом Варварин голос. Она бросила ему на колени какие-то бумаги. – Смотри, что я принесла. Паспорт – по правилам надо, чтобы он хранился в администрации, но исключения подтверждают правила. Путёвка, карточка для столовой. Питание здесь шестиразовое. Жить будешь в четвёртом корпусе, там спокойнее. Люкс однокомнатный.

– Спасибо, конечно, – обронил Игорёк.

– Спасибо не спасибо, а на выходные жди меня в гости.

Игорёк усмехнулся.

– Смотри, как бы твой пупсёночек не загулял.

– Га-а, – прыснула Варвара и толкнула Игорька в плечо. – Пупсёночек, га-а… Пошли в лабораторию сна. Покажем тебя.

– Ну, пойдём.

В лаборатории сна их принял заведующий, улыбающийся моложавый брюнет с энергичным взглядом довольного жизнью человека. Брюнет крепко встряхнул руку Игорька, галантно поздоровался с Варварой, величая по имени-отчеству, осведомился как её, Варвары Степановны, «ничего» после очередного курса лечения. Варвара Степановна проворковала, мол, вы, Александр Петрович, просто чародей, сон – лучше некуда, а вот у племянника проблемы – храпит. Чародей заверил, что это мы как дважды два, у нас швейцарская и австрийская аппаратура. С храпом мириться, конечно же, нельзя – врач строго посмотрел на Игорька, – а между тем, храп чреват такими осложнениями, как сердечно-сосудистая дистония, раздражительность, дневная сонливость, и в перспективе – глубокая депрессия.

– Глубокая депрессия происходит не от сна, а от трёх глобальных заболеваний человечества: кариес, перхоть и месячные, – съязвил Игорёк.

Врач лишь улыбнулся снисходительно и нажал кнопку селектора:

– Танечка, оформите пациента, – распорядился он. – А мы с вами, Варвара Степановна, ещё немного побеседуем.