Роберт Хайнлайн - Имею скафандр - готов путешествовать!

Но мне все равно было неприятно. База оказалась огромной, ее коридоры и помещения были пробиты в скале на глубину мили в полторы. Мы шли очень быстро, не обращая внимания на вещи, которые казались гораздо интереснее и сложнее любых музейных экспонатов, думая лишь о том, наткнемся мы на червелицых или кет. Крошка без конца меня подгоняла: оказывается, план Мэмми строился еще на одном факторе — все должно было произойти до определенного часа плутонианской ночи.

— А почему? — выдохнул я на ходу.

— Чтобы она могла подать сигнал своим соплеменникам.

— Но… — начал, я и замолчал.

Я задумался над тем, что представляет из себя народ Мэмми; ведь я знал о ней еще меньше чем о червелицых. Но теперь она мертва; Крошка сказала, что она вышла с базы без скафандра. Этому мягкому теплому маленькому существу и двух секунд не выдержать на таком морозе, я уже не говорю об удушье и кровоизлиянии легких. У меня даже горло сжалось.

Конечно, Крошка могла и ошибиться, хотя должен отметить, что это случается с ней редко. Но, может, именно сейчас она и ошиблась, а значит, мы Мэмми найдем. А если не найдем, то она действительно вышла и…

— Крошка, ты не знаешь, где мой скафандр?

— Знаю. Там же, где я нашла это, — она похлопала по веревке, которую обмотала вокруг талии.

— Как только удостоверимся, что червелицых здесь больше нет, я пойду искать Мэмми.

— Конечно, конечно! Но надо найти и мой скафандр, я пойду с тобой.

И пойдет, это уж наверняка. Может, удастся уговорить ее подождать меня в туннеле и не выходить на холодный ветер, пронизывающий до костей.

— Крошка, почему ей обязательно нужно было посылать сигнал ночью? Что, в это время корабль находится на ближайшей орбите? Или… — Но слова мои прервал грохот. Пол заходил ходуном… Мы замерли на месте.

— Что это? — прошептала Крошка. Я сглотнул слюну.

— Если только это не дело рук Мэмми…

— Уверена, нет.

— Значит, землетрясение.

— Землетрясение?

— Ну, плутонотрясение. Надо выбираться отсюда, Крошка!

Я даже не подумал над тем, куда выбираться; при землетрясении ни о чем не думаешь.

— К черту землетрясение, Кип, у нас на него времен нет, — воскликнула Крошка. — Пошли, Кип, пошли!

Она побежала по коридору, и я последовал за ней, сжав зубы. Если Крошка может пренебречь землетрясением, то и я могу, хотя это все равно, что не заметить гремучую змею, забравшуюся к тебе в постель.

— Крошка! Соплеменники Мэмми, они что, живут в корабле на орбите вокруг Плутона?

— Что? Нет, нет. Не в корабле.

— Так почему же сигнал надо посылать ночью? И на каком расстоянии отсюда их база? — Я начал прикидывать, как быстро человек может идти по Плутону. По Луне мы прошли почти сорок миль. Сумеем ли мы пройти здесь хотя бы сорок ярдов? Ноги можно обмотать чем-нибудь, ну а как быть с ветром…

— Малютка, они, случаем, не живут здесь?

— Что? Не будь идиотом! Они живут на своей собственной, очень славной планете. И перестань задавать дурацкие вопросы, Кип, а то опоздаем. Заткнись и слушай.

Я замолчал. Ее рассказ я слушал на ходу, урывками. Когда Мэмми попала в плен, она потеряла свой корабль, скафандр, средства связи — в общем, все, что у нее было. Червелицый тут постарался. Он захватил ее предательски, во время переговоров о перемирии. «Он схватил ее, когда она была в «домике», — возмущенно объяснила Крошка, — а это нечестно! Он нарушил слово!»

Предательство так же свойственно Червелицему, как змеям яд. Я даже удивился, что Мэмми рискнула довериться его слову; в итоге она оказалась пленницей безжалостных монстров, оснащенных кораблями, по сравнению с которыми наши корабли похожи на телеги без лошадей; вооруженных практически любым оружием, даже «смертельным лучом».

А у нее были только ее голова и маленькие мягкие ручки.

Прежде чем она могла бы воспользоваться тем редким стечением обстоятельств, которое одно только и могло дать хоть какой-то шанс на успех, ей было необходимо восстановить свой коммуникатор (мысленно я зову его «рацией», хотя на самом деле это гораздо более сложный прибор) и обзавестись оружием. У нее был только один выход — самой сделать и то, и другое.

Инструментов у нее не было никаких, даже простой булавки. Чтобы раздобыть материалы, ей предстояло пробраться в комнаты, которые я назвал бы электронными лабораториями — они, разумеется, мало напоминали верстак в мастерской, где я возился с электроникой, но движение электронов происходит по объективным законам природы. Если электронам суждено делать то, что от них требуется, то компоненты оборудования будут очень похожими, кто бы их ни сделал: люди, червелицые или соплеменники Мэмми.

Итак, эти помещения походили на лаборатории, к тому же очень хорошие. Многое из оборудования было мне незнакомо, но, думаю, что разобрался бы в нем, если бы мне дали на это время.

Мэмми провела в лабораториях несчетное количество часов, несмотря на то, что доступ туда ей был сначала строго запрещен. Хотя ей и разрешалось свободно ходить почти по всей остальной территории базы и находиться без присмотра, вдвоем с Крошкой в отведенных им помещениях. По-моему, Червелицый боялся своей пленницы, не хотел наносить ей ненужных обид.

Она сумела открыть себе дорогу в лаборатории, играя на алчности червелицых. Народ Мэмми умел делать многое, чего не умели делать они — различные приборы и остроумные приспособления, облегчающие работу и жизнь. Начала она с невинных вопросов, почему они делают что-нибудь так, а не иначе, другим, более экономным и рациональным способом? По традиции или в силу религиозных соображений?

Когда ее просили объяснить, что она имеет в виду, Мэмми демонстрировала беспомощное неумение сделать это и извинялась, что не может сообразить, как лучше рассказать о таких пустяках, которые, вообще-то, куда легче смастерить самой и показать наглядно, чем говорить о них, Под тщательным наблюдением Мэмми допустили к работе. Первый же сделанный ею приборчик произвел огромное впечатление. Потом она сделала еще кое-что. И вскоре работала в лабораториях ежедневно, вызывая своими изделиями восторг червелицых. Работала Мэмми чрезвычайно продуктивно, потому что от производительности зависела сохранность завоеванной ею привилегии.

Но каждый сделанный ею прибор содержал нужные ей для себя детали.

— Мэмми прятала их в свой мешок, — объясняла мне Крошка. — Они ведь никогда толком не знали, что именно она мастерит. Она использовала четыре детали в работе, а пятую прятала в мешок.

— Мешок?

— Ну да. Она и «мозг» там спрятала, когда мы с ней бежали на украденном корабле. Разве ты не знал?