Кирилл Кудряшов - Холод

И знаете что еще… Буранники не просто разумны, у них, по-моему, есть понятия чести и братства.

— Почему ты так решил?

— Если ваш солдат будет убит, вы бросите тело?

— Только в крайнем случае. Если это ставит под угрозу выполнение операции.

— Вот и я о том же, — кивнул Сергей, — Только если умрет кто-то из моих, мне будет наплевать на операцию и на всех вообще. Я вытащу его. Человек должен быть похоронен по-человечески. И буранники унесли своего… И я уверен, попытайся мы отбить его у них — они бы просто смели нас, втоптали в лед! При чем тот буранник, что спас мне жизнь, я уверен, был бы первым, кто вцепился бы мне в горло. И был бы прав…

Матвеев предпочел пропустить последнюю фразу Холодова мимо ушей. Немного помолчав он задал новый вопрос.

— В рапорте ты пишешь, что буранники разговаривали друг с другом… Как это было?

— Они не разговаривали, но общались — точно. И я почему-то уверен, что пятый буранник велел остальным отпустить нас с миром. Они передавали друг другу информацию, но как именно — я не знаю. И оставшиеся трое явно боялись того, что пришел последним.

— И он приказал им отступить… — задумчиво произнес Матвеев, поднимаясь со стула и направляясь к окну.

В сотне метров от здания «Айсберга» заснеженный берег плавно переходил в заснеженные ледовые просторы Обского моря, где-то в глубине которых сейчас таились те, о ком шла речь в этом кабинете. Буранники… Солнце еще далеко не завершило обход небесных владений, но уже давно миновало наивысшую точку и начинало клониться к закату.

Холодов проследил взгляд генерала и сощурился, глядя на яркий солнечный диск… На секунду в сознание закралась глупая мысль, сходная с той, что нередко посещает умы подростков. «Вот сейчас я смотрю на это солнце (луну, звезду, летящий самолет), а где-то далеко моя единственная тоже смотрит на нее и думает обо мне…» Сергею думалось немного о другом. О том, что где-то совсем рядом, всего в десятке километров от сюда, на льду Обского моря сидит тот самый буранник, что спас ему жизнь, и смотрит на это же солнце…

Каким он видит яркий диск солнца? Каким видит мир? Как воспринимает его? Почему существо, без зазрения совести убивающее людей, вдруг спасло горстку спецназовцев, вторгшихся в его владения? Буранник-альтруист? Буранник-добродетель?

— Твои дальнейшие действия? — спросил Матвеев, обернувшись, — Пойдешь под лед?

— Нет, не пойду. Даже если вы прикажете. Я уже потерял троих, при чем ни одного из них не удалось похоронить. Вы — разведчик, я — солдат. У нас с вами разные законы жизни…

— Законы одни, Холод… Методы разные. Так что ТЫ предлагаешь делать?

Сергей удивленно поднял взгляд на Матвеева. Впервые за год их знакомства, не отличавшегося особой душевность и даже уважением друг к другу, генерал не просто прислушивался к его мнению, а даже спрашивал совета! Видимо даже всесильный генерал ФСБ спасовал перед задачей, которую поставили перед ним…

— Я вижу один выход, Павел Саныч. Жестокий, но правильный. Забросать Обское море глубинными бомбами! Кем бы ни были эти существа — множества взрывов под водой не выдержат даже они. Да, заодно мы перебьем всю рыбу, но…

— Исключено! Никаких глубинных бомб, Холод! Никаких гранатометов, тяжелой авиации, подводных лодок, или чего-нибудь еще, к чему ты привык у себя во флоте. Это НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО!

— Почему?!! — воскликнул Холодов, вскакивая с места. Зачатки каких-то добрых, человеческих чувств к этому ФСБшнику, завяли словно цветы, окутанные облаком Зарина… — Потому, что кто-то наверху, кто-то, кто сидит еще выше Вас, отдал приказ призвать буранников на службу в Российскую армию, ибо призывники пошли хилые и в малых количествах? Потому что ни они, ни вы, не желаете понять, что этих существ нельзя использовать?! Потому что…

На секунду Сергей полностью потерял над сбой контроль. Перед глазами всплыли лица трех «дьяволов», его «дьяволов», погибших в первые же дни операции «Холод». Сколько еще должны погибнуть, прежде чем этот тупоголовый мундир поймет, что буранники — это не собаки, которых можно заставить ходить на поводке и выполнять простейшие команды. Он хотел крикнуть что-то еще, но неожиданно перед его глазами мелькнул кулак, несущийся к его переносице.

Тело не стало спрашивать у мозга, что именно ему сейчас делать. Руки сами взметнулись вверх, блокируя удар и ловя руку противника в захват. Нога сама двинулась вперед, изготовив колено для удара в солнечное сплетение. Двинулась, и замерла в нескольких сантиметрах от груди Матвеева…

— Извините, Павел Александрович, — тщательно выговаривая слова произнес Сергей, отпуская руку генерала и садясь обратно на стул, — Рефлекс…

Потирая предплечье Матвеев сел рядом.

— Это ты меня извини, Холодов, переборщил. Забыл, с кем разговаривая… — он натянуто улыбнулся, разводя руками, — Просто… Просто последние двадцать лет я провел в штабах и комитетах. Сначала майором, потом до полковника дослужился, а там уж и генерала дали. Не привык я к каперангам, которые осмеливаются на генералов орать, вот и хотел тебе вмазать… Да опять таки, не учел, что такие как ты, если на вас наброситься, сначала бьют, а уже потом спрашивают. Был у нас случай три года назад, пятеро парней на улице к деду пристали. Поздно ночью, в темном переулке. Начали как обычно — дай закурить, дед им ответил что-то не совсем в их духе, и один из них решил его немножко проучить. Думал легонько в челюсть стукнуть, силу свою показать.

А дед этот оказался отставным майором из ВДВ! Да чего уж там, дед — ему тогда только-только шестьдесят стукнуло. Самый возраст, хоть сейчас обратно в Афган. Нахала он вырубил сразу же, ну и остальные полезли, вожака защитить. Как бы ты в такой ситуации действовал?

— По уставу, или по-человечески? — улыбнувшись спросил Холодов. Генерал пытался разрядить обстановку и это у него, в общем-то, получалось.

— Как ТЫ бы действовал? — уточник Матвеев, делая упор на слове «ты».

— Противник превосходит меня числом… Я безоружен… Что у них за пазухой — я не знаю. Может у них ножи, а может и что посерьезнее. Дрался бы всерьез. Как минимум троих вырубил бы такими ударами, после которых не встают, а с четвертым уже попытался бы поговорить. Кто такой, откуда взялся, чего от меня хочет? И так далее…

— Вот и наш герой также поступил. Только ты еще поправку на возраст не учитывал. Дед наш рассудил, что превосходство в численности довольно серьезное, поэтому всех четверых бил насмерть. Восемь ударов — все четверо на асфальте. У всех — сотрясения, у одного — разрыв селезенки, у другого — легкого… Ну а один вообще хлипкий оказался — помер там же, даже скорую дожидаться не стал.