Виктор Колупаев - Седьмая модель (сборник)

Теперь его нет. Есть кто-то по фамилии Гроссет с его лицом и фигурой. Но это не Эдик. Я чувствую, я твердо знаю это. И пусто, пусто на душе. Как жить на свете без друзей?..

— Десять, — сказал Эдик.

— Что десять? — переспросил Карминский.

— Процентов.

— Ого! Отлично!

— Что отлично?

— На снижение резко пошло. Скоро закончим… Следующая — Инга Гроссет.

О, счастье мое! Не мое, конечно, а Эдика. На них смотреть — и то счастье. Она танцевала испанский танец на одном из институтских вечеров. Как танцевала… Они познакомились. А через неделю решили пожениться. Я сам по поручению бюро факультета разговаривал с ним — не легкомысленна ли такая скоропалительная женитьба? Дурак дураком! Как будто дело в сроках. Ведь у них вся жизнь — переходный процесс. Ничего устоявшегося, стандартного, каждый день все по-разному, по-другому.

— Четыре процента, — сказал Эдик.

— Отлично, — радовался Карминский. — Кто следующий?

— Но почему больше, чем у Марины? — спросила Инга. Все-таки женская солидарность была в ней очень сильна.

— Разберетесь позже. Иванов Сергей.

— Ноль два. Пять. Три. Ноль пять. Стрелка скачет.

— Зайцы скачут! — заорал Карминский. — Семигайло! Почему аппаратура барахлит?

Аппаратура тут ни при чем. Это мое странное отношение к Сергею. Работать с ним было одно наслаждение. Все спорилось в его руках. Когда мы еще только разрабатывали индикаторы счастья, он мог за день изобрести с десяток схем, спаять и настроить их. И они работали. Правда, повторить их обычно уже никому не удавалось. Они работали только созданные его руками. И дома, и в лесу, и в командировках он был таким. Если что-нибудь всем казалось невозможным, он, не раздумывая, бросался вперед очертя голову. И у него получалось. На мотоцикле он умудрялся ездить по таким немыслимым дорогам, где даже тракторы вязли. В шахматы выигрывал в безнадежных позициях. У него был какой-то странный талант везения и легкая рука.

Десять лет он, Эдик и я были неразлучны. Потом он немного отошел от нас. Это произошло тогда, когда я понял, что люблю его Нину…

Стрелки индикатора пляшут, и Карминский почем зря ругает Семигайло, который ни в чем не виноват.

— Все работает нормально, Виталий Петрович.

— Нормально, нормально. Тогда проинтегрируй по времени.

— За какой отрезок?

— Откуда я знаю! За минуту.

— Хорошо… Две и семь.

— Антон Семигайло!

— Ноль.

— Алла Куприна!

— Ноль две.

— Карминский!

— Ноль.

— Филатов! Скрипкин!.. Президент США!.. Директор института! Дежурный водопроводчик!..

— Ноль, ноль, ноль…

— Где осечка? — спросил Карминский. — Остается двенадцать процентов. Вроде всех перебрали. И знакомых и незнакомых.

— А здоровье-то забыли! — взревел Антон. — Здоровье — это о-го-го!

— Здоровье!

— Ноль.

— Он же хочет стать знаменитым композитором, — сказал Сергей.

— Сергей, как ты можешь? — прошептала Инга.

— Слава! Признание! Талант!

— Ноль, ноль, ноль…

Карминский устало опустился на стул.

— Ну, что еще позабыли?

— Может, взять толковый словарь и по порядку? — предложил Сергей.

— Вот что, Гроссет. Спроси-ка у него сам. Ему лучше знать.

Они отобрали у меня все. У меня уже ничего и никого, кроме Нины, не было. Эдик, конечно, знал. Разве это скроешь? И Сергей знал, но не подавал виду. А может быть, не знал?

Маленькая женщина с черными короткими волосами, которую я и в мыслях-то боялся поцеловать, потому что потом нужно будет смотреть Сергею в глаза.

— Сашка, — позвал меня Эд.

Я сделал усилие и напряг всю свою волю. Нет у меня ничего и никого! Нет! Один я! В этом сером, бесцветном и пустом мире.

— Двенадцать процентов, — тихо-тихо сказал Эдик.

— Итого ноль, — заключил Карминский. — Первая половина эксперимента закончилась. Иванов, давай сюда контейнеры со счастьем!

Сергей ногой подтолкнул ящик. Молча подкинул на ладони полиэтиленовый мешочек с розовым счастьем и запустил им в ползающую по подоконнику муху. Убить муху счастьем!

— Кощунство! — укоризненно покачал головой Карминский.

— Вычтите из зарплаты, — тихо сказал Сергей.

— А все-таки странно, — вдруг всполошился Карминский. — Только сейчас в голову пришло… Существует ведь какое-то отношение к жизни, какие-то убеждения, цели… Ничего этого мы у Александра не отнимали, а он абсолютно несчастлив!

— Во-первых, убеждения у человека не так просто отнять, — возразил Эдик.

— Да, да, — сразу же согласился Карминский. — Тут методика нашего эксперимента явно недоработана. Надо еще подумать…

— Все равно ничего не выйдет. Отношение к жизни и мультивокс — это не одно и то же. Более того, если мы и сможем отнять у него убеждения, то из бокса выйдет уже не человек… Вспомните народовольца Николая Морозова. Он просидел в каземате двадцать пять лет, но тюрьма его не сломила.

— Да, но у Александра-то сейчас нуль!

— Сейчас — да. Это потому, что на него все слишком быстро обрушилось. Пройдет время, и он сам начнет искать выход, то есть начнет выходить из этого состояния абсолютной опустошенности без всяких пакетов со счастьем. Именно убеждения человека и дают ему возможность выжить в таких ситуациях. Но эксперимент наш и без того получается жестоким.

— Методика, методика… — пробормотал Карминский.

А я болтался между горем и счастьем, никому не нужный. И мне никто не был нужен. В душе и в голове пустота. Абсолютная! Странное состояние. Так, наверное, чувствует себя камень. Перетащит его река с места на место хорошо. Не перетащит — и так пролежит тысячу лет. Но я все-таки не камень! Пожалуй, самой яркой мыслью была мысль о бесполезности собственного существования… Я представил себе, как они все сидят там, в лаборатории, вычерчивают графики, обсуждают результаты, готовятся к продолжению эксперимента. Несчастный подопытный кролик!

— Убейте меня! — закричал я в микрофон. — Убейте!

Ведь каждый из них мог бы очень просто зайти в бокс и стукнуть меня по голове табуреткой или чем-нибудь еще. И все… Но нет. Они будут сидеть. Никто и пальцем не пошевелит, чтобы поднять табуретку! Тоже мне, друзья, братья, товарищи…

— Не могу! Не могу больше!

2

Года четыре назад нам предложили новую тему. Нужно было разработать индикаторы счастья. Ох и смеху было в первые дни, когда мы изучали техническое задание! Неужели серьезно? Оказалось — без всяких шуток.