Семен Слепынин - Звездные берега

Следующим был Зиновский. Доложил он о себе хмуро, неохотно. Когда встал и назвал себя планетолог, Незнакомка улыбнулась с мягкой, необидной иронией. Удивительная гамма улыбок была у нее!

— Извините! Я была не совсем осторожной в вашей каюте. Не успела вовремя дематериализоваться.

«Земля или нет?» — неотвязно думал я. Я знал, что все мои товарищи задают себе сейчас тот же самый вопрос и, так же как и я, не решаются задать его Незнакомке. Не решаются потому, что боятся услышать ответ, подтверждающий то, чему рассудок отказывается верить… Вероятно, каждый из нас смутно надеялся, что из слов Незнакомки все рано или поздно станет ясным.

— Ревелино. Бортинженер, — сдавленным, чужим голосом представился Малыш и сразу же сел.

— Сергей Волошин. Астронавигатор, — сухо проговорил я. И почти без паузы спросил: — Выходит, человек оказался в этом мире ненужным?

— А вы что, привыкли считать себя венцом творения? — вопросом на вопрос ответила таинственная гостья. — Высшим достижением природы?

— Вы хотите сказать, что природа допустила ошибку, создав…

— Нет, — перебила Незнакомка, — создав человека, природа нашла гениальное решение. Но на этом биологическая эволюция исчерпала себя, достигла потолка. И на нашей планете началась новая фаза эволюции разума — фаза технологическая.

— Технологическая?! — вскричал Зиновский. Размахивая руками, он подскочил к Незнакомке. — Какую же мерзость вы нам тут внушаете?! Это же…

— Яков! — Капитан схватил биолога за плечо.

— Уж лучше бы мы вернулись к таисянам, — как-то весь разом поникнув, пробормотал Зиновский.

Махнув рукой, он сел и замолк, видимо, устыдившись своей вспышки. В дальнейшем он, как и Ревелино, не проронил ни слова.

— О, я понимаю вас. — Незнакомка с сочувствием посмотрела на Зиновского. — Но такова реальность. С биологической эволюцией, с биосферой у нас покончено навсегда. Ибо Вечная Гармония — полное отрицание человечества… Люди здесь существуют чисто условно, так сказать, символически. Символы, оживающие по воле Абсолюта…

Незнакомка с минуту помолчала.

— Да, человек зажег первый на нашей планете костер, обтесал первый камень и тем самым начал создавать свое собственное отрицание — эволюцию технологическую. Она была еще в пеленках, но человек заботливо растил ее и нянчил. Люди изобретали все новые орудия труда, орудия взаимоистребления и истребления окружающей природы. И вот век термоядерной энергии, полетов в далекий космос. Люди, казалось, одумались. Заговорили о содружестве с природой. Но техносфера продолжала расти, грозно и неотвратимо. И настало время, когда техносфера ураганом обрушилась на биосферу и стерла ее с лика планеты. Стерла, как плесень. Я жила как раз в эту эпоху…

— «Плесень»… — не выдержал Иван. — А кто только что радовался воскрешению из небытия?.. Чему же радоваться, если жизнь — плесень?

— Я стараюсь сейчас говорить так, как будто вам объясняет сам Абсолют… Я выполняю его задание. — Что-то дрогнуло в лице Незнакомки. — Для своего и вашего блага…

Она успокоилась и заговорила ровным грудным голосом.

— Вернемся немного назад. Обитатели нашей планеты избежали гибельного атомного смерча. Но зато они попали в петлю еще более коварного врага — электрона. Если атом — грубый топор техноэволюции, то электрон — ее ум. Ум хитрый, изворотливый и обольстительный. Электрон расставил коварные сети, обещая человеку сытую, бездумную жизнь. И человек охотно пошел в сладостный плен, не подозревая, что его ждет…

— Как это произошло? — сухо спросил капитан.

— Я не историк и не могу детально объяснить… Протекли, вероятно, многие столетия. На планете не осталось почти ни одного зеленого островка…

Я рассеянно смотрел в угол каюты, и в моем воображении рисовался огромный всепланетный город и стадо стандартных людей — этих «капелек биосферы», затерявшихся в электронной утробе техносферы.

— Муравейник, — послышался голос Ивана. — Мы, кажется, видели его в пустыне.

— Да, муравейник… Я жила в нем четыреста лет назад, — задумчиво проговорила Незнакомка. — Да, вы видели этот копошащийся город. Вернее, его фотонный отблеск из несовмещенного времени. В нем уже властвует не человек, а электрон.

— А строй? Общественная система? — допытывался капитан. Вопрос этот волновал его больше всего. Как, впрочем, и всех нас.

Незнакомка не очень внятно рассказала о ленивой изнеженности элиты, о Генераторе Вечных Изречений, о двух враждующих планетах.

— Выходит, виноват не электрон, а власть имущие, — сказал капитан. — Те, кто повернул технику против человека.

— Человек стал жалким винтиком технологической системы, — продолжала Незнакомка. — Технология, получившая конкретное воплощение в саморегулирующемся кибернетическом сверхгороде, вышла из-под контроля людей, обрела самостоятельность, осознала себя как разум… И она…

— Упразднила человека?

— Да, упразднила. Но в снятом виде… В снятом… — Незнакомка говорила торопливо, проявляя какое-то беспокойство. Потом встала. — Так приятно побыть в земной оболочке. Но вихри… Там, в пустыне, мои вихри… Они устают, расшатываются. Им надо стабилизироваться… Продолжим беседу завтра.

Незнакомка поспешно удалилась в рубку электронного универсала. Немного спустя Иван осторожно заглянул туда.

— Ну и как? — спросил капитан.

— Никого, — Иван развел руками.

Все облегченно задвигались.

— Так и хочется ущипнуть себя, — проговорил Зиновский. — Капитан, как же ты все это себе объясняешь?

— Гравитационный коллапс, — загадочно ответил Федор. — Знаешь, что это такое?

— При чем тут коллапс? — удивился Бурсов. — Коллапс — это катастрофическое сжатие огромной массы звезды, неудержимое падение ее на себя, звезда сжимается под действием возрастающих сил гравитации. Наконец тяготение образуется такое чудовищное, что ни свет, ни другие излучения не могут оторваться. И звезда становится невидимой, превращаясь в нечто крохотное. Как говорят, проваливается в гравитационную могилу… А тут что общего?

— То же самое — могила… Только технологическая. На планете произошел технологический коллапс. Но под решающим воздействием социальных факторов. Слышите? Социальных. Из того, что было сказано, можно заключить: город-автомат стал регулятором общества, тоталитарной государственной машиной. Так легче и надежнее управлять людьми… И получается, что технологический джин вырвался из бутылки из-за эгоизма господствующей верхушки…

— Все это философия, — проворчал Иван. — А конкретно, капитан? Конкретно?