Вячеслав Рыбаков - Звезда Полынь

Бабцев остался один.

Наконец-то стало тихо.

Оказывается, они только делали вид, будто не замечали Бабцева и не выделяли его среди остальных. Будто не читали его. Читали. Но вовсе не собирались объясняться и оправдываться. Какая-то сила угадывалась за ними… Сила не чета мелко наглому, но навсегда испуганному, навсегда не уверенному в себе Кремлю, торчащему над страной на трухлявой ножке своей вертикали, точно скособоченная шляпка насквозь червивого, проеденного слизнями гриба, только ли чьи-то огромные деньги? Интересно…

Бабцев неспешно двинулся проспектом Абая к далекой Сыр-Дарье. Проспект был прям, будто его пробил падающий по касательной метеор.

А ведь будь это не здесь — прекрасный вечер. Тепло. Азиатские звезды искрятся, даже свет фонарей не глушит их, только застит малость, скрадывая бесчисленную мелочь. Зелени много, деревца и кустарники клубятся беспросветно, как вылитая в чуть фосфоресцирующую воду тушь. Мирные скамейки неназойливо манят посидеть, подумать, с удовольствием погрустить о чем-нибудь совершенно несмертельном. Даже как-то уютно — потому что патриархально, что ли… Детством веет.

Ага. За детство счастливое наше — спасибо, родная страна.

Вот. Вот откуда ощущение покоя и какой-то необъяснимой защищенности. Вот куда запущены подлые щупальца ассоциаций, подсознательных воспоминаний… Ну, нет. Не дамся.

Впереди уже предупредительно светится стела «Байконур», жалкая и помпезная, как все здесь. Говорит: не верь! Очередная елда, только не летучая. И конечно, с претензией на всемирность: ажурный земной шар на колу, и кругом него наша, понимаете ли, р-русская орбита…

Малолюдно… Работящие, рано ложатся. А может, у них тут комендантский час, только нас о том не предупредили, чтоб не пугать? Были уверены, что мы от автобуса ни шагу. А что? При таком обилии КПП на въездах это было бы вполне логично. Сейчас подойдет патруль и по-русски вломит в хайло за отсутствие подписанного гаулейтером аусвайса…

Так он ядовито пошучивал сам с собою, медленно шагая по проспекту имени казахского обожателя русских Абая, но в глубине души был на самом-то деле уверен: никакой патруль ему не грозит.

А вон перед входом в один из домов сидит на скамейке человек, и ему тоже, кажется, невесело.

Военный.

Бабцев и так-то шел неторопливо, а теперь еще замедлил шаги. В плывущем свете окон рисовался на светлом фоне допотопной скамьи лишь силуэт. Потом, два шага спустя, проклюнулись глаза — и оказалось, что они уставлены на него, Бабцева.

Человек курил.

Через мгновение Бабцев понял, что они недавно виделись. Это был мрачный майор, который в мотовозе тоже, как и Бабцев, отказался пить из КПСС.

Под пристальным взглядом Бабцев невольно остановился.

— Тоже не поехал праздновать? — вдруг спросил в тишине майор.

Бабцев не ответил.

Ему показалось, что майор, не пригубивши при всех, где-то успел как следует догнаться за те сорок-сорок пять минут, что прошли с момента прибытия мотовоза на «Городскую».

— Правильно, — сказал майор. — Что тут праздновать? Рутина… Противно, правда?

Бабцев сделал нерешительный шаг к нему.

— Садись, — сказал майор и, приглашающе подвинувшись, похлопал по скамейке рядом с собой. — Закуришь?

— Спасибо, — решился Бабцев, — закурю.

Он быстро подошел к нежданному собеседнику и сел рядом с ним.

Да, припахивало свежевыпитым.

Майор протянул Бабцеву пачку дешевых сигарет, потом выщелкнул язычок огня из зажигалки. Бабцев наклонился, прикурил. Ох, не «Мальборо»…

Но это может оказаться много интереснее всего предыдущего дня. В голове по-рыбьи задергалась, оживая, первая фраза: «Когда же мне удалось поговорить с одним из офицеров космодрома без свидетелей, вне бдительного ока начальства, он смог быть более откровенным…»

— Выпить не предлагаю, — сказал майор. — Видел, как тебя скрючило.

— Ты тоже не стал, — в тон майору ответил Бабцев.

— Ну, от меня-то мое не уйдет. А вообще ты прав. Придуманное веселье.

— Почему?

Майор помолчал.

— Потому что это поражение.

У Бабцева засосало под ложечкой от пробуждающегося азарта. Он устроился поудобней и затянулся едким простонародным дымом, постаравшись сделать это как можно более по-свойски.

— Кто кого?

— Они — нас.

— Чего-то не въезжаю, — непроизвольно переходя на язык низов, пришпорил беседу Бабцев. Майор посмотрел на него немного насмешливо.

— Чего ж тут не въехать, — сказал он. — Торгаши и сюда добрались.

У Бабцева чуть вытянулось лицо.

— Понятно, — сказал майор. Надо было отдать ему должное: он оказался чутким и подмечал малейшее изменение настроения собеседника. — Ты об этом не напишешь, конечно. Вы же все на их стороне.

— Кто мы и на чьей стороне?

— Пресса и бизнес.

Надо было слышать, каким тоном майор произнес эти два слова. Точно выругался в два этажа.

— А-а… — понимающе сказал Бабцев. Что ж, это тоже интересно… Хотя — предсказуемо. Послед империи.

— Чего ж ты не поехал плясать тогда, журналист?

— А что, там и танцы запланированы?

— Да нет… Плясать под их дудку.

— Как тебе сказать. Отродясь ни под чью дудку не плясал.

— Ишь какой скромный. Уверен?

— Уверен.

— Герой?

— Назови как хочешь.

— А я вот не герой… — вздохнул майор. — Четверть века здесь… — Помолчал. — Я думал, ты понял.

— Что?

— Что нечего сегодня праздновать.

— По-моему, — опять решился на подстегивающую определенность Бабцев, — здесь уже давно нечего праздновать. И уже никогда не будет что.

Майор сгорбился.

— Наверное… — проговорил он после паузы. — Хоть бы «Энергию» опять запустили, что ли…

Глубоко затянулся. Оранжевый глазок его сигареты открылся в сумраке — и вновь закрылся, словно над покрасневшим от смертельной усталости глазом опустилось бессильное веко.

— Понимаешь, работа на самом деле адская. Можно ее делать ради мечты. Можно ее делать ради страны. Но делать ее ради того, чтобы на советском старье очередной денежный мешок нажил очередной миллиард… Тошнит. А ведь теперь, наверное, так и пойдет. Частная корпорация… — он снова будто выругался.

— А как же иначе? — не выдержал Бабцев. — Мешок наживет миллиард — но ведь и ты наживешь ровно столько, сколько заработал. Мечта или страна — это, конечно, красиво, но ведь ненадолго и не для всех. Если делать что-то ради идеи — обязательно упрешься: тех, кого эта идея не вдохновляет, надо бить палкой. Либо ради денег, либо из-под палки — третьего нет.