Питер Уоттс - Эхопраксия

Он опустился на колени и заполз внутрь. Встроенный гамак прицепился к внутренней поверхности палатки, готовый по любому прикосновению отклеиться от стены и развернуться. Стандартная конфигурация предусматривала пространство, в котором можно было, максимум, ходить на карачках, но Брюксу не хотелось ничего увеличивать. К тому же теснота казалась странно уютной здесь, на самом дне оси, когда лишь несколько слоев сплавов и изоляции отделяли человека от звездного барабана небес, крутившегося прямо под ногами.

«Значит, я — паразит? Прекрасно. Это почетный титул».

Здесь внизу, укрывшись в теплой и саморегулируемой крохотной палатке, Дэн был настолько тяжел, насколько ему позволял «Венец». Он даже чувствовал стабильность и причастность. Правда, не безопасность, но Брюкс даже умудрился не сильно заострять внимание на том, как сильно его жилище напоминало нору: насколько глубоко сидело в земле и насколько далеко находилось от других обитателей этой карманной экосистемы. Прижавшись к палубе, Брюкс изо всех сил старался не замечать, что похож на мышь, забившуюся в самый дальний угол огромного стеклянного террариума с кобрами, где лампы светят так ярко, как могут.

Если вам предоставят выбор, вы будете верить, что действуете свободно[13].

Каждый отсек начинался одинаково. Одна и та же отдельно стоящая система жизнеобеспечения; защелкивающаяся и растягивающаяся рамка, чтобы разделить жилое пространство по личным вкусам. Одна и та же базовая кухонная панель на переборке с туалетом на другой стороне. В любом помещении можно было найти аварийные блоки, совместимые с наиболее популярными моделями скафандров и саркофагов для дальних перелетов (последние в комплект не входили). Похоже, монахи оптом закупили популярные многоцелевые персонариумы «Боинга» в стандартной комплектации и в последний момент прикрепили их к концам осей. Если бы случилось невероятное, и одна из осей сломалась, а отсек полетел бы в космос сам по себе, корпорация гарантировала, что люди смогут жить внутри такого отсека год (при условии полной инертности).

Конечно, индивидуальные особенности жильцов учитывались. Например, фабрикатор на камбузе готовил еду со вкусом. Когда Брюкс спустился позавтракать, единственным теплым телом поблизости оказался МУР. Поначалу полковник в ответ не улыбнулся — Дэн сразу признал устремленный вдаль взгляд человека, странствовавшего по КонСенсусу, — но звук шагов вернул Мура в скудный мир реальности.

— Дэниэл.

— Не хотел тебя беспокоить, — солгал Брюкс. Он очень этого хотел и, прежде чем выдвинуться на поиски провианта, ждал, пока разреженные созвездия в интеркоме «Венца» не выстроятся особым образом: Лианна и Мур — на камбузе, Валери где-то еще.

Полковник отмахнулся:

— Мне все равно нужно сделать перерыв.

Брюкс приказал фабу распечатать тарелку с французским тостом и беконом:

— Перерыв от чего?

— Пришли данные телеметрии с «Тезея», — объяснил Мур — Того, что от нее осталось. Привожу все в порядок перед главным событием.

— А что, мы будем участвовать в главном событии?

— Ты о чем?

Брюкс одной рукой перенес тарелку на стол (к ароматам сиропа и масла, поднимавшимся от тарелки, примешивались слабые бензиновые оттенки) и сел.

— Карлики среди гигантов, так? У меня возникло ощущение, что для исходников в операции активная роль не предусмотрена.

Он попробовал полоску бекона. Неплохо.

— У них свои причины быть здесь, — холодно ответил Мур — У меня свои.

В его тоне явственно слышалось: «И это не твое дело».

— Ты много общаешься с этими парнями, — предположил Дэн.

— С кем?

— Двухпалатниками. Постлюдьми.

— Они — не постлюди. Пока нет.

— А как ты различаешь? — Это была лишь наполовину шутка.

— Иначе мы в принципе не могли бы с ними говорить.

Брюкс проглотил шарик фальшивого французского тоста:

— Они могли бы говорить с нами. По крайней мере некоторые.

— А зачем? Мы их практически не понимаем даже в нынешнем состоянии. И… у тебя есть дети, Дэниэл?

Брюкс покачал головой:

— А у тебя?

— Сын, Сири. Он — не совсем исходник. Правда, близко не подошел к дальнему берегу, но даже с ним иногда трудно… связаться. Может, такое сравнение для тебя мало значит, но… все они — наши дети, дети человечества. Но даже сейчас они практически не обращают на нас внимания. А как только перевалят через край… — Он пожал плечами. — Как быстро ты решишь, что у тебя есть занятия поинтереснее, чем болтать со стаей капуцинов?

— Они — не боги, — мягко напомнил Брюкс.

— Пока нет.

— И никогда ими не станут.

— Это простое отрицание.

— Всяко лучше, чем коленопреклонение.

Мур печально улыбнулся:

— Да ладно тебе, Дэниэл. Ты сам знаешь, какой могущественной может быть наука. Тысяча лет на то, чтобы вскарабкаться от призраков и магии до технологии. И полтора дня, чтобы спуститься от технологии обратно, к призракам и магии.

— Я думал, они не пользуются наукой. И в этом смысл.

Мур еле заметно кивнул:

— В любом случае, если поставить исходников против Двухпалатников, последние каждый раз будут на сто шагов впереди.

— И ты спокойно к этому относишься.

— Мое отношение не имеет значения. Таков порядок вещей.

— Это… фатализм какой-то, — Брюкс оттолкнул пустую тарелку. — Дальний берег, пропасть между гигантами и капуцинами…

— Это не фатализм, — поправил его Мур. — А вера. Дэн пристально посмотрел через стол, пытаясь решить, не дразнит ли его Джим. Тот бесстрастно взглянул на него в ответ.

— А тот факт, что нас кто-то подстрелил? — намеренно продолжил Брюкс. — И ты сам сказал, что это, скорее всего, траны.

— Я так сказал? — Казалось, Мур нашел это забавным. — К счастью, в нашем углу собралась неплохая команда с такими же способностями. Честно, я бы не волновался.

— Ты слишком им доверяешь, — тихо произнес Дэн.

— Это ты постоянно так говоришь, хотя не знаешь их так, как знаю я.

— Слушай, ты действительно думаешь, что знаешь Двухпалатников? Ты же сам называешь их гигантами. Мы понимаем их цели не больше, чем цели умных облаков. Но ИскИны, по крайней мере, не вскрывают нам мозг и не копаются там, как…

Мур какое-то время молчал, а потом:

— Лианна.

— Ты знаешь, что они с ней сделали?

— Не совсем.

— О том я и говорю. Никто не знает, даже она сама. Они вырубили ее на четыре дня, а когда Лианна проснулась, то превратилась в подобие «китайской комнаты». Кто знает, что сделали с ее мозгом, осталась ли она прежней личностью?