Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
– Не завидуй швейцару, – сказала Ия. – Юренев сам гонял его вокруг квартала. Сперва пил с тобой, а потом гонял швейцара. Чем-то он ему не понравился.
– Наверное, наглостью.
– Нет, – сказала Ия, – этот швейцар просто боится Юренева.
– Такие никого не боятся.
– Нет, ты не знаешь… – Ия задумалась. – Если ты сегодня будешь гонять швейцара, помни: он, конечно, нагл, но уже не молод.
– Обещаю.
Мы шли, вдруг останавливаясь, чтобы поцеловаться. Вверху, пусть на пустой, но улице, это пришлось оставить, зато мы прибавили шаг. Швейцар на входе в гостиницу стоял все тот же – мордастый, тяжелый. Он взглянул на нас подозрительно, но, узнав Ию, впустил.
– Ты обедала?
– Нет.
– Может, зайдем в ресторан?
Ия энергично затрясла головой.
– Ладно, я закажу что-нибудь в номер, – сказал я. – Ты вот не знаешь, а я здесь живу на положении иностранца.
– Я знаю.
Мы засмеялись.
Нас все веселило.
Еще утром я думал об Ии с обидой и болью, сейчас все куда-то ушло. Куда? В прошлое? Не знаю. Честно говоря, там, в прошлом, отнюдь не всегда все было плохо…
На этаже дежурила новенькая – бант в волосах, юбка до колен, блудливый опытный взгляд. Выдавая ключ, она взглянула на меня понимающе, хорошо еще не стала подмигивать.
Мы вошли.
Номер был пуст.
Что-то грустное почудилось мне в непременном графине с водой, в казенной тумбочке, пусть и не самой худшей работы. Дымом почти не пахло, но Ия повела носом.
– Это с ночи, – пояснил я.
– Дай мне сигарету, – улыбнулась Ия, – и позвони Славке.
Прикурив, будто привыкая, не торопясь, Ия обошла комнату, что-то там переставила на столе, открыла окно пошире. Она обживала комнату, понял я, номер уже не казался чужим, он был нашим. Даже графин с водой вдруг пустил стаю разноцветных зайчиков.
Не спуская глаз с Ии – не дай бог уйдет! – я набрал номер редакции.
– Хвощинский? – Славка растерялся. Он не ждал моего звонка. – Чего тебе? Вечно ты не ко времени.
– Я фотографии тебе оставлял.
– Ну?
– Вот и хочу знать.
– Обязательно по телефону? – спросил Славка опасливо.
– Почему нет? Чего ты там маешься?
– Взял бы да сам зашел. Или, погоди… – Он засопел еще гуще. – Нет, лучше не заходи.
– Ну, хватит. – Я начал терять терпение. – Ты посмотрел фотографии?
– Ну?
– Настоящие? Подделка?
– Хвощинский, – Славка затосковал, он был в полном отчаянии, – ведь специальные службы есть – почему отдуваться должен я?
– Что значит отдуваться?
– А вот то самое! – неожиданно рассвирепел пугливый фотокор. – Я эти штуки показал специалистам. Это же не игрушки, на них изображены известные люди, сам должен понимать. А меня там трясли три часа – дескать, где другие фотографии? Всю душу вытрясли. Теперь сам звони!
– Я тебе это позволял? – теперь рассвирепел я. – Выкладывай напрямик: настоящие или подделка?
Ия стояла у окна, неторопливо пускала замысловатые колечки дыма и слышала каждое наше слово.
– Настоящие, – выдавил наконец Славка.
– Как можно такое сделать?
– Не знаю. Спроси Юренева.
– Я тебя спрашиваю. Мастер!
– Откуда мне знать? Вот ведь хотел уехать, командировку обещали. Один в Сингапур летит, другой в Канаду, а я дальше Искитима никуда не ездил. – Прервав жалобы, Славка быстро сказал: – Там на этих фотографиях есть детали, которые невозможно режиссировать. Понимаешь? Подлинные фотографии, подлинные! Не знаю, как можно такое сделать, но подлинные фотографии, Хвощинский.
Совсем растерявшись, Славка повесил трубку.
Ия рассмеялась.
– Ты все слышала?
– Конечно. Он так кричал.
– В госбезопасность он, что ли, снес фотографии?
– Не важно. Дай мне трубку.
Не знаю, куда Ия звонила, я старался не глядеть, какой номер она набирает. Но там, куда Ия звонила, ее слушали внимательно. У меня сложилось такое впечатление, что фотографии давно уже находятся у тех служб, что трясли несчастного Славку.
Впрочем, мне было все равно. Я смотрел, какое на Ии узкое платье. Как она его надевает? А Ия говорила в трубку: «Эффект… Да, да, эффект второго порядка…» И еще: «Хвощинского не тревожить…» И еще, прикрыв трубку ладонью, не в трубку, а мне: «Куда там мастер Славка хотел в командировку поехать?»
Я хмыкнул:
– В Сингапур. Или в Новую Зеландию.
Мне безумно хотелось обнять Ию, но она, укорив меня взглядом, сказала в трубку:
– Хвощинский говорит, в Сингапур или в Новую Зеландию. Этого не надо. Это далеко. Пусть съездит в Ленинград. Ну да, в Ленинград. Если он настоящий мастер, Новая Голландия его ничуть не разочарует.
И повесила трубку.
– Кажется, Славке пошла пруха, – сказал я.
– Не думаю.
Мы замолчали.
Ия странно смотрела на меня.
Ее синие глаза потемнели.
– Это платье… – спросил я. – Ты сама его вязала?
– Сама.
– Оно мне нравится…
В темнеющих глазах Ии стояло обещание.
– Хочешь, завтра я приду в нем же?
– Хочу. – В горле у меня пересохло. – Как оно снимается?
Глаза Ии были полны тревоги, но и понимания, колебаний, но и нежности.
Но это не длилось долго. Она решительно повернулась спиной:
– Видишь, какая длинная молния?
Я целовал ее плечи – гладкие, круглые, поддающиеся под губами, ее нежную ровную шею, на которой когда-то начинали угадываться будущие морщинки, от них сейчас следа не осталось. Я задыхался:
– Ты, наверное, все можешь?
– Не все, – шепнула она.
Платье сползло с нее, как змеиная кожа. Ия сама оказалась гибкой, как змея. Мы задыхались, мы забыли обо всем, и в этот момент грянул телефон – пронзительно, настойчиво, нудно. Я не отпустил Ию. Пусть телефон верещит. Я сейчас дотянусь и разобью аппарат ногой.
– Не надо. Возьми.
Тяжело дыша, я дотянулся до трубки.
– Хвощинский! Какого черта? – Юренев был явно взбешен. – Почему эти фотографии прошли мимо наших спецслужб?
– Наверное, потому, что я не имею к вашим спецслужбам никакого отношения, – холодно ответил я.
– Ты шутишь!
– Как это шучу?
– А так, Хвощинский! Запомни! Мои службы – это и твои службы. Так было и так будет. А твоим дружкам я шеи поотворачиваю!
Вовремя Ия отправила мастера в Ленинград, подумал я и повесил трубку.
Я не мог сейчас злиться даже на Юренева. Я мог только дивиться – свету в окне, гомону воробьев за окном, тому, как быстро Ия успела разобрать постель.
– Рано смеешься… – В синих глазах Ии плавала непонятная мне печаль. – Это только начало…
Я не успел спросить – о чем она? Вновь грянул телефон.
Сейчас я его отмажу, хищно подумал я. Сейчас Юренев услышит от меня все, что я о нем думаю.
Звонил не Юренев.
– Ну ты! – Голос был мерзкий, грязный, с каким-то нечистоплотным присвистом. – Тянешь, ублюдок? Помочь, что ли?
Я ошеломленно повесил
