Софья Непейвода - Наследники предтеч(Обновление от 22.10.2008.)

– Не хуже твоего, – улыбнулся блондин. – Ладно уж, – добавил он вставая и складывая выкопанные клубни в свернутый кульком широкий лист. – Понимаешь, время убедило меня, что они по сути своей не слишком агрессивны. Нет, честно, – заверил меня Дет, заметив недоверчивый взгляд. – Особенно, если знать, как себя вести при встрече с ними и понимать их настроение.

– Не верю! – вскочила я. – Если бы все было так просто, то откуда столько жертв?

Вон, когда отчаливали, их, говорят, больше пятисот собралось! Это ли не агрессия?!

– А я и не стремился общаться с разозленной толпой, – на мгновение заглянув мне в глаза, подмигнул блондин. – Но, случайно встретив одного или небольшую группу, можно достаточно легко уйти невредимым… разве что часть вещей потерять.

– Но почему тогда столько жертв? – все еще не могла понять я.

– К сожалению, большинству людей свойственно судить о других по себе. А такое поведение часто ошибочно. К тому же, – грустно пожал плечами Дет, – Гораздо легче обвинить врагов в том, что они монстры и их следует уничтожить, чем пытаться найти другой выход. Поэтому я и здесь. Несмотря на все недостатки, решение Сергея избежать, а не вступать в конфликт, мне ближе. Оно дает нам время.

– Время для чего?..

Блондин не ответил. Слегка поклонившись на прощанье, он удалился в сторону плотов. Подумав и дополнив корзину клубнями, я отправилась туда же. 90 День 1 Года. Река.

Только мне показалось, что погода начала налаживаться, как опять на целый день зарядил дождь. Под грохот грома и стук тяжелых капель медленно проходили часы.

Не то, чтобы я ощущала особенную скуку, просто в джунглях привыкла к более деятельному образу жизни. К вечеру Надя, как обычно, позвала меня помочь с пациентом. Заметив, что очередной "лист" его медицинской карты заканчивается, я отправилась к стеллажу с толстыми обрезками бамбука и большими кусками коры.

Неправда, что если лишить людей бумаги, они перестанут записывать необходимые им сведенья. При желании человек всегда найдет ей замену, что в данном случае и произошло. Для записей ученые использовали широкие стебли бамбука, выцарапывая буквы ножом вдоль растительных волокон на междоузльях, а также крупные куски коры, на которых в отличие от твердого бамбука удавалось делать записи хорошо заостренной палочкой. Поскольку всю попавшуюся мне на глаза кору уже покрывали различные записи, начиная от сложных математических и химических формул и кончая шутливыми стишками и расчерченными полями для игры в крестики-нолики или морской бой, пришлось довольствоваться самым толстым, а значит и наиболее удобным обрезком бамбука. Единственное лезвие ученых оказалось занято, а своим имуществом я, несмотря на сложившиеся обстоятельства, наотрез отказывалась делиться, поэтому, вытащив нож, присоединилась к компании врачей, приготовившись записывать под диктовку.

За прошедшие дни пациент так и не пришел в себя. Каждый час мы измеряли его пульс, температуру и частоту дыхания, а также смачивали губы и ротовую полость теплой кипяченой водой. Два раза в сутки проверяли состояние раны, осторожно очищая ее от гноя. До сих пор состояние, на мой взгляд, не улучшалось: больной весь горел и усыхал прямо на глазах, рана загнаивалась. Зеленокожего тоже не радовало состояние пациента: каждый раз проводя осмотр и проверяя карточку, он витиевато ругался латинскими терминами.

– Там черви завелись, – сказала Надя, убирая прикрывающий рану мох. И Росс и я заинтересовались этим сообщением и наклонились к больному. Действительно, в нагноившейся плоти ползали мелкие червеобразные личинки. Поймав одну, я проверила ее на анализаторе, предварительно переключив последний на Homo oculeus, людей глазастых, как назвала для себя вид, к которому принадлежали ученые.

Неядовита. Но это почти ничего не меняет.

– Думаю, что их надо убрать. Некоторые, наверное, уже успели заползти внутрь, – поделилась сомнениями Надя. Я еще раз внимательно осмотрела червей.

– На Земле личинки некоторых мух помогали очистить рану от гноя и омертвевших тканей, не повреждая здоровые, – поделилась я своими воспоминаниями.

– А еще мухи на Земле заразу переносили, – возразила Надя, брезгливо раздвигая края незашитой раны. Там тоже оказались мелкие черви.

– Не могу отрицать, – кивнула я. – К тому же, неизвестно, чем питаются эти конкретные личинки. Так что даже и не знаю, как лучше поступить.

– Оставим как есть, а там посмотрим, – за всех решил Росс, заглянув в старую бамбуковую медицинскую карту.

– А если?..

– Если заметим негативное влияние червей – сразу уберем. Все равно я так и так склоняюсь к тому, что мы потеряем пациента. Так что ему уже ничего не повредит.

– А я надеюсь, что он выживет, – тихо сказала Надя. – Он для меня уже почти как родной, – но ее вздох показал, что надежда очень слаба.

– Лучше не надеяться, – буркнул зеленокожий. – Тогда если умрет, расстраиваться не станешь, а выживет – все равно обрадуешься, – и хотя голос Росса прозвучал сердито, мне показалось, что в глубине души он тоже хочет, чтобы пациент поправился. Но чисто ли из человеколюбия или просто потому, что вложил силы в его здоровье? Я искоса смотрела на Росса и чувствовала просыпающееся тепло. Этот зеленокожий хищник, такой циничный и упрямый, начинал мне нравиться. Нет, он по-прежнему каждый раз вызывал раздражение, и страх перед ним не ушел, но только теперь я поняла, что, несмотря на все это, привыкла к Россу.

К вечеру мы выявили два типа личинок, которые приносили скорее вред, чем пользу, и выбрали их из раны, что заняло немало времени, поскольку одни из них прятались в прогрызенных в тканях, но, к счастью, неглубоких ходах.

Ночью меня разбудили, огорошив сообщением, что наступила моя очередь дежурить.

На недоуменный вопрос, в чем состоит моя задача, математик пояснил, что надо всего-то следить, чтобы плот не сносило с центральной части реки, а пока русло идет ровно, почти не изгибаясь, это совсем легкий процесс. После этого Игорь сказал мне будить Юлю в три и передал наручные часы, чем-то похожие на командирские. Они выглядели довольно массивными, но оказались легкими, хотя и сделаны из материала напоминающего металл. К моему удивлению, их циферблат состоял из двух окружностей чисел: внешняя имела восемьдесят делений, а внутренняя – тридцать два. Но стрелки вроде три, как обычно: секундная, минутная и часовая. Подойдя к математику, я поинтересовалась, почему циферблат разделен именно так.

– Все очень просто, – сонно ответил Игорь. – Сутки здесь равны двухсот пяти тысячам пятидесяти шести Земным секундам, это я вплоть до одной десятой секунды выпытал у керел. Потом посчитал, что если увеличить длину каждой секунды на сто двадцать пять стотысячных, то время вполне можно будет разделить на тридцать два часа по восемьдесят минут по восемьдесят секунд. Тогда я подумал, что таким образом измерять время гораздо удобнее, чем переводить каждый раз, используя Земное, вот и заказал такие часы. Они у меня по-местному показывают. На это, кстати, большую часть своего времени и потратил, – с легким оттенком грусти добавил он.