Фрэнк Херберт - Создатели богов

— У людей есть стремления.

— Люди добрые или злые в зависимости от их собственных определений. Все относительно. Где ты видишь чудо?

Махмуд пристально посмотрел на Орна.

— Что ты — добро или зло?

Орн выдержал его взгляд. Победа в тяжком испытании начинала приобретать вполне осязаемый смысл. Он уже не сомневался — Махмуд реален. Что хочет от него этот пророк?

— Как я могу определить себя: добрый я или злой?

— Это твой ответ?

Уловив в вопросе угрозу, Орн добавил:

— Ты пытаешься заставить меня согласиться с тем, что люди создают богов, чтобы те научили их понятию добра и зла!

— О? Затронули тему набожности? Смелей, мой друг. Я знаю твой ответ,— он у тебя в голове.

«Добро я или зло?» — размышлял Орн. Он заставлял себя сосредоточиться на вопросе, но мысль ускользала. Это напоминало переправу через бурную реку.

— Я… если я — часть Вселенной — значит, я Бог. Я творение. Значит, я чудо. Может ли чудо быть добрым или злым?

— Творение? Перестань увиливать! Отвечай!

Орн глотнул. «Творение? Бакриш сказал, я могу вызвать к жизни мертвых. Предполагается, только религия способна на это. Но как отделить мне пси-энергию от религии, от творения. Махмуд умер сотни лет назад, но, если я сотворил его, как вопросы, которые он задает, могут относиться ко мне?» Он вздохнул, в тайне надеясь, что все же это особая форма галлюцинаций.

— Ты знаешь ответ,— настаивал Махмуд.

Загнанный в угол, Орн торопливо сказал:

— Творение, свободное от своего творца. Ты независим от меня, хотя ты — часть меня самого. Я отпустил тебя, дал тебе свободу. Могу ли я осуждать тебя? А ты можешь сказать, что ты: добро или зло? Нет. Не могу ответить и я.— Внезапно он воскликнул: — Что я, Махмуд,— добро или зло?

— Ты сам ответил на вопрос, а значит, возродился невинным. Ты понял урок, и я благословляю тебя.

Махмуд наклонился и подхватил мертвого ребенка. Странная нежность чувствовалась в его движениях. Он повернулся и зашагал к подернутой рябью зеленой стене. Тишина окутала зал. Багровые полосы замедлили свой танец, застывая в густой жидкости.

Орн чувствовал, что насквозь промок от пота. Голова болела невыносимо. Рука в том месте, где Мадди полоснула совком, ныла. Дыхание напоминало какое-то сдавленное рыдание.

Сзади донесся лязг открываемой бронзовой двери. Зеленая стена застыла, превратившись в серую. По полу зашлепали сандалии. Чьи-то руки подняли колпак; захваты, державшие его, соскользнули.

Бакриш, обойдя кресло, остановился перед Орном.

— Ты сказал, что это испытание! — простонал Орн.

— И предупредил тебя о ненависти. Но главное — ты жив и у тебя сохранилась душа.

— Откуда ты знаешь, сохранилась ли у меня душа?

— Ее отсутствие легко определить,— пробормотал Бакриш. Он взглянул на раненую руку Орна.— Надо перевязать. Уже ночь — время следующего испытания.

— Ночь?

Орн глянул в узкие окна купола, огляделся вокруг и только сейчас заметил: не дающий тени свет круглых светильников заменил солнечный.

— Время движется так быстро.

— Иногда,— вздохнул Бакриш.— И не для всех.— Он сделал знак Орну.— Поднимайся. Идем.

— Позволь отдохнуть минуту. Я выжат.

— Мы дадим тебе подкрепляющую таблетку, когда перевяжем рану. Пойдем!

— Но почему такая спешка? Что я должен делать теперь?

— Очевидно, ты понимаешь два лика чуда. Я вижу, что у тебя появилось свое таинство, понимание жизни, но так много еще надо успеть, а времени так мало…

— Что следующее? — перебил его Орн.

— Ты должен пройти сквозь тень догмы и ритуала. Общеизвестно: мотивы — основа нравственности, а осторожность — дочь страха…— Бакриш помолчал.— А страх есть порождение боли.

 «Молчание — хранитель мудрости. Шутки и легкомыслие — путь человека к невежеству. А там, где невежество, нет и понимания Бога».

— А у него завидное самообладание,— сказал Аббат.— Я наблюдаю за ним. Да, завидное самообладание. Он не играет силой.

Аббат сидел на низкой скамеечке у камина, обращаясь к стоящему за спиной Макрити, вернувшемуся с последним рапортом об Орне. Несмотря на бодрый тон, в голосе Аббата звучала печаль.

Уловив ее, Макрити наклонил голову:

— Я тоже слежу за ним. Он не вызвал свою невесту и даже не пытался экспериментировать с Великой Машиной. Скажите мне, Ваше Преподобие, почему тогда вы не рады этому?

— Придет время — он осознает: для сотворения чуда ему не нужны машины. И что тогда, мой дорогой ДРУГ?

— Вы не сомневаетесь, именно он и есть тот Бог, которого вы вызвали?

— Без сомнения. И когда он обнаружит свою страшную силу…

— Он придет за вами, Ваше Преподобие.

— И его ничто не остановит. Я даже не стану пытаться.

— Но мы ведь остановили Говорящий Камень,— осмелился возразить Макрити.

— Разве? А может, он отвернулся, увидев другую цель существования?

Макрити закрыл руками лицо.

— Ваше Преподобие, когда мы прекратим эти ужасные вторжения в область, куда не имеем права ступать?

— Не имеем права?

— Когда мы остановимся? — Макрити опустил руки, открывая покрасневшие от слез глаза.

— Нас теперь остановит лишь полное исчезновение.

— Но почему? Почему?

— Потому что мы ступили на этот путь, мой дорогой друг. Он только начинается. Это еще одно значение открытия. Взгляд на то, что существовало всегда, без начала, и не имея конца. Мы обманываем себя, понимаешь? Берем отрезок вечности и начинаем рассматривать, приговаривая: «Взгляните, вот он начинается и вот заканчивается». Но ведь это говорит наша ограниченность.

 «Порядок предполагает наличие закона. Данным постулатом мы обозначим границы попыток постижения понятия порядка, предоставляющего нам возможность предсказывать или, иначе говоря, взаимодействовать с ним. Не менее важно отметить, что закон предусматривает намерение. Но это несколько другой аспект проблемы. Он абсолютно не вытекает из утверждения о существовании закона. Итак, осознание вечности открывает противоречащее утверждение. Намерение предполагает начало, т.е. намерение, затем — закон. Но сущность вечности заключается в отсутствии начала и отсутствии конца. Без начала не может быть намерения, не может быть мотива. Без конца нет высшей цели, нет смысла.

 Рассуждая подобным образом, мы теоретически обосновываем идею о грехе и вине, как результате намерения, не являющимися, тем не менее, производными вечности. Понятия грех — вина — наказание потребуют начала, что повлечет появление понятий — сегментов вечности.