Журнал «Если» - «Если», 2002 № 03

Он снова засыпает, и когда задувает свечи — семь и еще одну на счастье, он вдруг понимает, что изменился. Он — струя воздуха, клубящаяся вокруг пламени. Это длится всего секунду. И все свечи гаснут. Он улыбается, но все остальные кричат. Кто-то из детей прикрывает глаза. «Что-то не так?» — спрашивает Майло. Деде наблюдает с неослабевающим интересом. С интересом, подстегнутым мечтами.

Мама не видит этого. Мама на кухне, моет и моет раковину. Папа вытаращил глаза, рот его широко открыт, все мускулы напряжены, он похож на тощую бродячую кошку. «Что ты сделал? Что это за чертовы фокусы?» Он облизывает губы и обводит комнату диким взором. «Не обращайте внимания! Это ничего не значит!» Он бежит к двери, затем возвращается, то сжимая, то разжимая кулаки. «Я ничего не видел». Он хватает за плечи и трясет одного из гостей. «Замолчи! Замолчи! Все в порядке!» Все в испуге перестают плакать. «Со мной все в порядке, Майло? Все в порядке?»

«Да, папа».

«Это был дурной, глупый фокус, Майло. Ты залез под стол и потом выбрался оттуда, так? Чтобы я больше этого не видел». Майло обещает.

— В чем дело? — Силви в полосатых брюках и майке-безрукавке силуэтом вырисовывается в дверном проеме подвала. Слабая лампочка над лестничной клеткой заливает ее пепельным светом, похожим на свет молодого месяца.

— Что? — Майло садится. Он лежал одетый поверх одеяла.

— Ты кричал. В чем дело? Боишься темноты? Скажи, не стесняйся. — Она подходит к нему. Слабый, отраженный свет играет на ее обнаженных плечах сквозь спутанные волосы. На секунду свет становится ярче на ключице, когда она откидывает волосы назад, это заставляет Майло поднять взгляд к ее мягко очерченному лицу, широкому лбу, нежному носу и Полным губам. Тонкую ткань натягивают маленькие острые соски, а свет, проникающий сквозь майку, намечает контуры ее груди, словно рентгеновские лучи. Затем Силви входит в зону темноты, где толпятся только что снившиеся ему люди, у кровати Майло.

— Не подходи ближе.

— Думаешь, я собираюсь тебя изнасиловать? Здесь за сценой есть маленькая синяя лампочка, которую я хочу включить. Наш суфлер пользуется ею, чтобы видеть, что подсказывать. Или, может, ты предпочтешь парочку прожекторов? Приборная панель вот тут, сзади. Давай я подберу что-нибудь тебе. Спасибо можешь не говорить.

— Хорошо. Зажги синюю лампочку. И все равно ко мне не прикасайся.

— Ты просто подарок, знаешь об этом?

Майло завернулся в простыни и сжался в комок под балдахином, пока Силви проходила мимо него, едва видимая в сгущающихся тенях в глубине комнаты. Она была всего лишь бликом или намеком на контур, или складкой материи, или рассыпанными пятнами солнечного света. Майло услыхал щелчок, синий свет просочился под край занавеса, затем занавес раздвинулся, и черная комната наполнилась голубоватыми предметами и голубоватым воздухом — словно прилив откатился, оставив на голубом песке прибитый к берегу груз, покрытый голубыми водорослями.

— Так хорошо? — спросила она.

— Хорошо… а я действительно кричал?

— Да.

— Это не из-за темноты. Я не боюсь темноты. Но так лучше. Спасибо.

— Ясно, так лучше. Теперь все в порядке? — она прошла через комнату, далеко обходя сцену, пробираясь между скамейками.

— Да… эй! — окликнул ее Майло, когда она начала подниматься по лестнице.

— Что?

— Почему кровать стоит на сцене?

— Не задавай лишних вопросов, — она снова стала тяжело подниматься по лестнице. Майло слышал, как она шаркает, затем лег и, тяжело вздохнув, провалился в дремоту.

«В сговоре. Определенно в сговоре, — шептал Майло себе под нос. — Я должен наблюдать за ней. Я должен все о ней выяснить. О ней и Деворе. Они к чему-то готовятся. Они думают, я дурак, но я их сам одурачу».

Сегодня вечером — без всякого торазина. Его мускулы чесались там, где он не мог их почесать. Стоило ему закрыть глаза, он глубоко засыпал, но когда он открывал их, то казалось, что лежит без сна часами. Каждой клеточкой тела он ощущал недоброжелательность Девора и зреющий заговор.

«Не дрейфь, Майло», — сказал он себе.

Потом Деде качала его на коленях, говоря: «Все состоит из чисел, Майло. Так сказал Пифагор. Что бы ты собой ни представлял, дорогой, все одно и тоже, понимаешь? Но что? Числа ли это? Эвклид говорил, что все — вода; можно ли найти сходство между маленьким мальчиком и кредитной карточкой банка? Или нельзя? Сходства нет, как нет его между углами и веществом. Они даже не одного и того же вида в топологическом пространстве, поскольку у тебя есть отверстия — например, в голове и в попке, — а банковский вклад непрерывен.

Все одно и то же, поскольку ты переходишь от одного к другому и обратно, и, кем бы ты ни был, ты всегда ты, разве не так?.. Все же: как ты это делаешь?

— Почему тебя это волнует, Деде?

— На твои превращения все время хочется смотреть, Майло. Я представляю, что происходит, поэтому мы тебя не лишимся. — Она яростно листает книгу, несколько страниц рвутся. Библиотекарь что-то говорит, но Деде не обращает внимания. — Возможно, это имеет что-то общее с равноразло…»

Голос с площадки лестницы:

— Эй! С тобой все в порядке?

— Что?

— Ты опять кричал.

— Извини.

В подвале не было солнечного света и потому не было времени, только синева. Майло то засыпал, то просыпался, словно погружающийся в темноту и выныривающий на поверхность поезд метро. Он поднялся, чтобы найти туалет. Проковылял мимо пульта управления, стенного шкафа с массивными старинными реостатами, подвесным пюпитром, пустыми бутылками из-под «кока-колы» и пылью. Оказавшись вне круга света, Майло мог догадываться, где он, только по звуку шагов. Они стали более звонкими, когда он дошел до комнаты, выложенной плиткой.

Дверь ванной была открыта, приперта ведром для мытья пола с грязной водой. На ее поверхности переливалась радуга. Дневной свет струился в окно ванной. Майло пошел к свету и облегчился в писсуар. Дневной свет, струйка мочи, утренний ветер были словно благословение. Он прошел мимо радуг, реостатов и сцены к лестнице. Пахло беконом.

Он уже стал подниматься, как вдруг сверху появилась огромная ворона, каркнула несколько раз и произнесла высоким скрипучим голосом:

— Поторопись, малыш!

Майло скатился на три ступеньки вниз.

Рядом с вороной возникло лицо Силви. Она продолжала голосом вороны:

— Яичница с тостами — для хозяев! Нарисованная яичница с тостами — для гостей!

Затем она вытянула руку, на которую была надета кукла, сделанная из пяти или шести маленьких человечков в плащах с погончиками — одна кукла, шипевшая и шикавшая всеми своими ртами.