Левон Хачатурянц - Путь к Марсу. Научно-фантастическая хроника конца XX века

Семен хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой и отвернулся к окну.

Дорога оживилась. Зеленая полоса вдоль обочин стала шире. Среди деревьев замелькали белые придорожные строения, цветные пятна одежды пешеходов. Электромобиль заметно снизил скорость, нырнул в туннель — залитую ярким светом подземную улицу. Около одного из перекрестков он плавно затормозил и остановился. На приборном пульте водителя засветился экран.

— Куда подать машину, Игорь Петрович?

Сегодня дежурил выпускник Бауманского училища, талантливый инженер. Только он, и никто другой, мог разобраться в хитросплетениях управления потоками людей и информации.

— В двадцатый сектор, пожалуйста.

Электромобиль пересек перекресток, въехал в бокс. Двери лифта неслышно захлопнулись, машина с пассажирами поплыла наверх. На нужном этаже электромобиль плавно съехал с грузовой площадки, осторожно продвинулся вперед и замер у широкой стеклянной двери.

Игорь Петрович твердым шагом прошел в кабинет. Вошедший за ним Семен тотчас принялся крутить рукоятки кондиционера.

— Не трудись, — Игорь Петрович повернул голову к Семену, — автомат кондиционера настроен на режим корабля. Можешь считать это причудой, но вот уже две недели в моем кабинете микроклимат рабочего отсека «Вихря».

Только сейчас Тарханов заметил, что в кабинете неяркий, матовый свет, неподвижный, какой-то неживой воздух. Термометр показывал двадцать пять градусов.

«Что ж, — подумал Семен, — Волновой верен себе: чтобы лучше понимать своих подопечных, старается переживать те же трудности».

Тем временем Игорь Петрович устроился за письменным столом и включил видеоэкраны. На одном из экранов появилось лицо дежурного по Центру управления полетом.

— Новости есть?

— Время одиннадцать часов шестнадцать минут. Работа по программе. Самочувствие экипажа…

— Подожди, сам узнаю. — Он переключил тумблер и веселым, полным бодрости голосом стал вызывать «Вихрь»: — «Гранит», «Гранит», я «Аврора»! Как меня видите? Как слышите? «Аврора» приветствует «Гранит»!

Второй экран осветился ярче. На нем хорошо просматривалось рабочее место вахтенного космического корабля. На вахте был Сергей Меркулов.

— Петрович, принимаю вас отлично!

Последние дни у экипажа «Вихря» появилось какое-то особое веселое настроение. На Земле никто из космонавтов, даже за глаза, никогда не называл Волнового Петровичем. С некоторых пор во время сеансов связи, словно сговорившись, вахтенные на корабле забывали кодовые позывные, заменяя их отчествами или веселыми кличками товарищей, ведущих связь с «Вихрем». Никто на Земле не обижался на эту фамильярность. Все понимали — «домашние шутки» помогают космонавтам не чувствовать себя изолированными в «четырех стенах» космоса.

— Петрович, у нас все хорошо. Карпенко и Акопян, как сурки, спят в своих каютах. Марина сторожит, чтобы они не проспали обед. Виктор Сергеевич и Жора ведут наблюдения по программе. Как видите, все при деле…

Игорь Петрович улыбнулся и показал большой палец — прекрасно!

Еще месяц назад он не поверил бы, что подобный доклад вахтенного может сделать Сергей Меркулов. Он знал Сергея как очень серьезного, слегка флегматичного парня, у которого, бывало, слова не вытянешь, не то что шутку.

— Сергей, не жарко ли у вас?

— Имитируем Сочи. Всего двадцать пять градусов. У вас в Центре на солнышке, наверное, уже под тридцать?

— В тени! — Волновой старался говорить как можно спокойнее, чтобы не проскользнуло и нотки тревоги. — Не слишком ли вы экономите запасы жизнеобеспечения?

— Лишний запас карман не оттягивает, как говорит наш командир! — Меркулов приблизил лицо к телекамере и хитро подмигнул. — Признайтесь, Петрович, не дает вам покоя предстоящий эксперимент «Гравитация»?

— Ошибаешься, Сережа! — Волновой заставил себя улыбнуться. — У меня пульс шестьдесят. Могу надеть датчик, чтобы ты убедился.

— У меня тоже шестьдесят!

— Значит, мы в резонансе. Привет всем. До встречи!

Игорь Петрович щелкнул тумблером. Экраны погасли.

Выражение лица Волнового сейчас могло обмануть кого угодно, только не Семена Тарханова. Кто-кто, а он знал, что бодрый вид Главного — это маска. Маска, под которой скрывается огромная озабоченность судьбой экипажа, программами полета и той целью, на осуществление которой затрачено так много сил, энергии, таланта руководителя привлекать на свою сторону людей, убеждать их в необходимости тех или иных поступков.

В самом конце полета «Вихрю» предстояло провести эксперимент «Гравитация». Экипаж должен применить принципиально новый, опробованный лишь в непилотируемых полетах способ торможения при входе на земную орбиту. При составлении программы марсианской экспедиции, как само собой разумеющееся, предполагалось провести торможение с использованием сил гравитации в автоматическом варианте управления кораблем. Мало кто знает, что стоило Волновому и Тарханову доказать, что эксперимент «Гравитация» должны провести люди, а не автоматы.

Через три дня экипаж «Вихря» начнет этот эксперимент. В непилотируемых полетах все проходило гладко. А через три дня?

Семен поднял телефонную трубку и попросил секретаря отвести на кабинет Главного канал связи психофизиологической службы.

На телеэкране огромный приборный щит, на котором регистрируется состояние жизнедеятельности организма каждого члена экипажа «Вихря». Семен мельком просматривает показания отдельных приборов. Сейчас его интересует обобщенная информация.

Для большей наглядности и быстрой оценки состояния экипажа обобщенный критерий К изображается графически в виде шестилепестковой фигуры, напоминающей цветок. Каждый лепесток цветка окрашен в цвет скафандра космонавта и является графическим показателем его самочувствия. Очертания лепестка, имеющие форму правильного круга, соответствуют ста процентам надежности, то есть единице, а принявшие вид тонкой прямой линии — нулю. Перед полетом каждый лепесток был почти правильным кругом. Сейчас они имели вид разновеликих по площади эллипсов.

Семен пригляделся к цифрам: 0,78; 0,84; 0,75; 0,68… Потеря надежности не превышает допустимой. И все же завтра нужно дать внеочередной сеанс гипностимуляции.

Семен Тарханов был уверен, что эти показатели не соответствуют объективной действительности. Нет, электронно-вычислительные машины, подсчитывающие надежность каждого космонавта, не ошибались. Но ЭВМ оперирует предполетной информацией о состоянии организма и сравнивает с ее теперешними показателями. Люди же были в космическом полете много месяцев. Если на Земле за нормальную температуру тела принято считать 36,7 градуса, то при длительном малоподвижном образе жизни — гиподинамии — нормой надо считать 37,0 — 37,1 градуса. Следствием расхождения в оценках, что принимать за норму, а что за отклонение, является как бы искусственное занижение показателей надежности.