Андре Рюэллан - Мемо

— … и воду я залил, — заканчивает новоявленный механик.

Поль прекрасно знает, что случилось. Он единственный, кто не только понимает, что и почему происходит, но и отдаёт себе в этом отчёт и в состоянии уклониться от нежелательных последствий. Потому что сам вызвал эти события и сам же со всею ясностью ума за ними наблюдал.

Год назад Поль получил «мемо–3». История повторилась снова. Жинесте был одним из тех, кто синтезировал это соединение. И, значит, был одним из его владельцев. Он воспользовался своим правом. Открыл второй ящик Пандоры.

Теперь миллионы людей переиначивают своё прошлое.

Конечно, на основные события они повлиять не в силах. Лишь кое–что перетасовывают в свою пользу, рассуждая цо принципу «вот хорошо бы это сделать заново»… подобно тому, как Поль использовал однажды такую возможность, чтобы воскресить Изабеллу.

Вся трагедия заключается в том, что совокупность всех этих желаний вызывает кумулятивный эффект, и те изменения, которые вносит каждый отдельный человек, отзываются на других непредсказуемым, необычным и зачастую опасным образом.

Ещё большая трагедия в том, что никто, совершенно никто не замечает неустойчивости, неопределённости, изменчивости, искажённости, ненадёжности каждого мгновения и тех положений, в которых он оказывается. Человек движется по жизни, подобно бильярдному шару, постоянно меняющему своё направление — то летящему по прямой, то отклоняющемуся в сторону. Так как каждому удару, производимому волной из нового прошлого, соответствует своя особая память, целая жизнь, порождённая воспоминанием, которая узаконивает новое направление и стирает следы предыдущего.

Один только Поль видит происходящее в истинном свете, потому что сохраняет в памяти различные варианты своей собственной жизни.

Он садится за руль «фиата». На бульваре резко тормозит, потому что помнит, как в это самое мгновение в прошлый раз наткнулся на препятствие. Но бульвар теперь под прямым углом выходит на обстроенный зданиями проспект, которого тогда не было. Полю приходится поворачивать.

Но он не в состоянии отвлечься от мысли о тайне, которая окутывает его теперешнее положение: 1 июля 1984 года Поль должен разбиться о стену, неожиданно оказавшуюся на его пути. Он знает об этом, потому что уже раз переносился из шестьдесят второго года в восемьдесят четвёртый; Поль помнит: сегодня 1 июля. И он только что проехал по этой дороге. И значит, по логике вещей должен был разбиться. В какой момент Поль смог осознать угрожавшую ему опасность? В тот, когда налетел на стену? Но стены–то как раз и не было по причинам, которые он для себя прояснил. У Поля такое впечатление, что он разрезал лист Мёбиуса и вызвал дьявольскую путаницу, которая обычно возникает после столь безрассудной выходки. Или он видит себя за рулём автомобиля, спускающегося по асимптоте, чтобы добраться до истока линии абсцисс.

Поль действительно за рулём. Он спешит застать Изабеллу в лаборатории. Поль знает, что подобная необходимость ставит его в положение человека, который стремится вычерпать ложкой озеро Леман. Но он знает и то, что вычерпает.

Однако, удивительное дело, беспокойства от этого ничуть не меньше.

На улице Ледрю–Роллена его останавливают четверо полицейских в фиолетовой форме, и трёхствольные пистолеты веером рассыпаются перед ним. Один из полицейских наклоняется к дверце и отдаёт честь, поднимая руку ко лбу.

— Сэр, координаты моста Аустерлиц неопределённые.

— Простите? — переспрашивает Поль, несмотря на то, что заранее знает ответ полицейского.

— Перед тем как проехать по мосту, вы должны подождать, пока ваша машина тоже не окажется в области неопределённых координат…

— Но…

Полицейский и его коллеги вдруг превращаются в полураздетых танцовщиц. Поль осторожно нажимает на газ.

«О господи, — проносится в мозгу Поля, — я знаю, что доеду, но не верю».

Мост стоит себе на нужном месте, но, как только Поль доезжает до его середины, мост исчезает. Машина падает в Сену.

Поль выбирается через окно, стекло в котором он предварительно опустил, выныривает на поверхность, вылезает на бетонную плиту и тут же принимается бежать.

Госпитальный бульвар назван теперь улицей Адольфа Гитлера. Поль замедляет шаг, чтобы прохожие — здесь одни женщины в фуражках — ничего не заподозрили. Но он зря старается. Его уже засекли. Все набрасываются на него.

Опрокинутый наземь, он оказывается под грудой тел. Но в следующее мгновение всё исчезает. Он на пустынной улице, окаймлённой красными особняками, на водосточных трубах которых покачиваются на ветру колокольчики. Под их хрустальный звон он продолжает свой путь примерно в том же направлении.

Поль и не представляет себе, как при подобных обстоятельствах Изабелла может ещё ждать его в лаборатории, как вообще лаборатория может существовать и как он может до неё добраться.

В конце концов Поль склоняется к мысли, что его уверенность в том, что он доедет, — не более чем самообман, что она нерасторжимо связана с этим иллюзорным миром и что доверять ей — безумие.

И тем не менее Поль продолжает свой путь.

Изабелла ждёт его на углу бульвара, усеянного огромными зонтами из зелёной пластмассы.

— Я сидела в лаборатории, никуда не уходила, — говорит она. — Ты запаздывал, и я чуть было не приняла «мемо», не дождавшись тебя.

— Но ты ведь знала, что не сделаешь этого.

— Знала.

Начинается кислотный дождь, разъедающий шоссе. Земля трескается и дымится. Но зонты выдерживают.

— Поехали, — говорит Поль.

И они принимают нужную дозу «мемо–3». Изабелла исчезает.

Поль остаётся один. Он слушает шум дождя над головой, пытаясь понять, что произошло. И вдруг всё проясняется.

Изабелла прибегла к крайним мерам, приняв радикальное решение вернуться в шестьдесят второй год, убить Поля, а затем себя. Тогда эффективное лекарство «меморил» осталось бы, а страшное снадобье «мемо–2» никогда бы не появилось на свет. И «мемо–3» не появилось бы, и «мемо–4».

Но если бы «мемо–3» и «мемо–4» не появились на свет, у Изабеллы не осталось бы ни средства, ни причины для путешествия в прошлое, и тем не менее она там побывала. Оставалось думать, что после нарушения порядка чередования в причинно–следственном ряду устанавливалась хронологическая система высшего порядка, в которой следствия естественным образом возвращались на свои места.

Так случилось и с Изабеллой, и Поль внезапно это осознал. Минуту назад она приняла решение покончить с собой двадцать лет назад. Как только Изабелла это решение выполнила, спустя двадцать лет она не могла уже более существовать, а значит, и принять его, и потому она тут же исчезла. Но так как для того, чтобы выполнить своё решение в шестьдесят втором году, она всё же должна была существовать и в восемьдесят четвёртом, Изабелле приходилось быть одновременно и живой и мёртвой, чтобы выйти из того парадоксального положения, в котором очутилась. Об этом она не подумала и такой оборот дел не предвидела. Ведь Изабелла не могла помнить об этом отрезке своей жизни между бытием и небытием после того, как он был переиначен.