Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Фрайди (сборник)

Следующие показательные экзекуции будут осуществлены через десять дней плюс-минус два дня. Перечень официальных лиц и лидеров, которым угрожает смерть, обнародованный так называемым «Советом по выживанию», мы не подтверждаем и не отрицаем. Каждый из вас призван заглянуть себе в сердце и спросить себя, ведет ли он себя должным образом и делает ли все положенное для своих близких. Если да, то вам нечего бояться. Если нет, то вы можете оказаться следующим, кто будет образцово наказан в назидание всем тем, кто превратил нашу планету в прообраз ада вместо царства справедливости и равноправия.

Специальный декрет.

Производство псевдолюдей немедленно прекращается. Все так называемые «искусственные люди» и «живые артефакты» должны быть готовы сдаться ближайшему совету по проведению реформ. Пока будут разрабатываться планы наилучшего и разумного трудоустройства этих существ с тем, чтобы они больше не смогли принести вреда людям и дабы впредь не возникали ситуации, провоцирующие развитие нездоровой конкуренции, эти существа будут выполнять свою работу, но все остальное время будут находиться под домашним арестом.

Местным властям запрещается убивать эти существа в следующих случаях…»

Тут объявление было прервано.

ГЛАВА 12

Джордж театрально развел руками:

— Нет, вы подумайте — какой широкий выбор! Ну просто на все вкусы! Выбирайте, не стесняйтесь! Вот вам теократы — сжигатели ведьм. А вот вам — фашистский социализм, разработанный бывшими двоечниками. Не подходит? Вот вам логика откровенных прагматиков, которые готовы пристрелить лошадь, не взявшую барьер. Вперед! По штуке в одни руки!

— Перестань, Джордж, — нахмурился Ян. — Не время для шуток.

— Братец дорогой, я не шучу, я плачу! Одна шайка собирается прикончить меня на месте, другая попросту запрещает мою профессию, а третья, хоть и не угрожает тем же самым напрямую, кажется мне опасней первых двух. И вдобавок наше обожаемое правительство, наша мать родная, объявляет меня врагом, лазутчиком, который только того и заслуживает, чтобы его арестовать. Что же мне делать? Шутить? Или рыдать у тебя на плече?

— Прекратить эту французскую истерику, вот что! Мир сходит с ума прямо у нас на глазах. Так что лучше подумать, что мы могли бы сделать.

— Хватит. Слышите вы оба, хватит! — проговорила Жанет ласково, но твердо. — Есть кое-что, что любая женщина понимает лучше любого мужчины: бывают времена, когда самое разумное — не делать ничего, а только ждать. Я знаю вас обоих как облупленных и прекрасно вижу, что сейчас вы оба готовы сломя голову мчаться на ближайший пункт по вербовке добровольцев, а потом — беспрекословно подчиняться тупоголовым сержантам. Да, это могли сделать ваши отцы и деды, но, простите меня, вам это не поможет. Наша страна в беде, в опасности та жизнь, к которой мы привыкли, это ясно. Но если среди нас есть кто-то, кто может предложить что-то лучше, чем просто сидеть и ждать, пусть скажет. А если нет, то и нечего бегать по кругу. Пора бы поесть. Есть другие предложения?

— У нас был поздний завтрак.

— Ну что ж, значит, и ленч будет поздний. Уверяю тебя, Ян, как только еда появится на столе, ты все слопаешь как миленький и ты, Джордж, тоже. А сделать кое-что все-таки надо. На тот случай, если все станет еще хуже, чем сейчас. Мардж надо будет спуститься в бомбоубежище. Да-да, Ян. Потому что полиция ищет вражеских лазутчиков. Вы, двое храбрых мужчин, подумали, что мы будем делать, если они придут и постучат в дверь?

— Я думал об этом, — ответил Джордж. — Первым делом вы отдадите им Мардж. Это отвлечет их, и тогда я смогу убежать далеко-далеко. Это первый план.

— Верно, — согласилась Жанет. — Надо понимать, есть и второй?

— Не такой простой и изящный, как первый. Я сдаюсь в гестапо, и пусть они выясняют, кто я такой — ваш добрый знакомый и аккуратный налогоплательщик или человек, которого есть за что сажать в тюрьму. А пока я буду таким вот образом жертвовать собой, Мардж может спрятаться в норке и сидеть тихо как мышка. Они не знают, что она здесь. К сожалению, что я здесь, они знают. Но это намного, намного лучше…

— Не играй в благородство, дорогой, тебе это не идет. Лучше соединить оба плана. Если… нет, не если. Когда они явятся и будут искать кого-то из вас или вас обоих, вы оба спрячетесь в бомбоубежище и будете сидеть там столько, сколько понадобится. Дни. Недели. Сколько будет нужно.

Джордж замотал головой:

— Нет-нет-нет! Это не для меня. Там сыро и мерзко!

— Да, кстати, — вставил Ян. — Я же обещал Мардж, что намерен защищать ее от поползновений Джорджа. Какой же смысл спасать ее жизнь, если ты собираешься бросить ее в лапы этого сексуального маньяка?

— От маньяка слышу. Не верь ему, дорогая. Единственная моя слабость — выпить люблю.

— Мардж, ты нуждаешься в защите от Джорджа или нет?

Я совершенно правдиво ответила, что, на мой взгляд, это Джордж нуждается в защите от меня, но почему, уточнять не стала.

— А что касается сырости, — вмешалась Жанет, — влажность в убежище такая же, как во всем доме, вполне здоровый уровень — сорок пять процентов. Так что, милые вы мои, если понадобится, мы вас своими руками запихнем в убежище, но сдавать вас полиции — об этом и думать забудьте.

Жанет обернулась ко мне:

— Пойдем со мной, дорогая. Я чувствую, тебе пора скрыться. Вернее — смыться.

Она отвела меня в мою комнату. Подняв с пола мою сумку, она спросила:

— Что у тебя здесь?

— Ничего особенного. Смена белья, носки. Паспорт. Бесполезная кредитная карточка. Немного наличных. Идентификационные карточки. Блокнот. А багаж в камере хранения в порту.

— Ясно. Ну что ж, очень хорошо. Хорошо, потому что все следы твоего пребывания здесь должны остаться в комнате. Что же до одежды, то размер у нас с тобой одинаковый.

Она открыла гардероб и вытащила оттуда ремень с пластиковым кошельком — обычный женский ремешок с сумочкой для денег. Я такие на многих видела, но сама никогда не носила. Для моей профессии это вещь совершенно бесполезная.

— Клади сюда все самое ценное и застегивай. Мы промокнем с головы до ног. Ничего, что у тебя волосы намокнут?

— А, ерунда. Протру полотенцем, и все дела.

— Отлично. Клади, что нужно, в сумочку и раздевайся. Одежду мочить ни к чему. Ну а если явятся жандармы, ничего страшного — вымокнешь, правда, до нитки, но потом высушишь все в убежище.

Вскоре мы обе уже были в огромной ванной. На мне был только ремешок с кошельком, а на Жанет и того меньше — только улыбка.

— Ну-ка, дорогая, — сказала она, указывая на громадную ванну. — Загляни-ка под сиденье.