Николай Томан - Неизвестная земля

Чувствуется, что Леониду Александровичу нелегко говорить об этом, хотя он и старается не выдавать своего волнения. И конечно, это из-за Вари, которая, наверно, огорчила его чем-то.

- Вы уже познакомились, наверно, с ее Вадимом? - будто угадав мысли Алексея, спрашивает Леонид Александрович после довольно продолжительного молчания. - Я ведь именно от него увез ее сюда. Не нравится мне этот недоросль, и не верю я, что он в нее влюблен.

- А Варя любит его?

- Не знаю... не уверен в этом. Пожалуй, ей просто нравится, что за нею так волочится этот балбес. Она ведь уверена, что имеет на него хорошее влияние, что перевоспитывает его... А я не верю! Да и этот приятель его... Варя меня с ним недавно познакомила.

- На меня он произвел впечатление образованного человека, - осторожно замечает Алексей.

- А мне показался ловкачом, ловчилой. Эх, мне бы в отделе кадров работать! Особым нюхом обладаю на не очень порядочных людей, даже если они и образованные. А почему, собственно, вы решили, что он образованный?

- Он ведь физик и даже, кажется, кандидат наук.

- Ах, даже еще и кандидат! Учтем это. А мне ведь показалось, что он не только не кандидат, но и не физик.

- А вам не кажется, Леонид Александрович, что вами могут интересоваться? Знаете, в каком смысле?..

- Да, знаю, хотя еще совсем недавно очень удивился бы этому вопросу.

- Но ведь вы же не ведете никаких секретных работ? И уж, конечно, эксперименты ваши не имеют никакого отношения к военной технике...

- Сейчас, дорогой мой, нет такого научного открытия, которому при желании не приписали бы военного значения, - вздыхает Кречетов. - В Тбилиси, например, мне сообщили, что за границей начали пописывать о какой-то "геологической" бомбе. И знаете, это не такой уж абсурд. Конечно, все это безграмотно, ибо журналисты слышали что-то, но, не поняв сути дела, истолковали слишком прямолинейно. А теперь болтают о возможности уничтожать если не континенты, то целые государства без термоядерного оружия и пагубных последствий радиации.

- А вы считаете, что это невозможно?

- Я считаю более вероятным разрушение целой планеты. Не понимаете? Как-нибудь в другой раз объясню вам это. Во всяком случае, планету разрушить будет легче, чем какое-нибудь конкретное государство. И я докажу им это... Скорее всего, однако, идея подобной войны - безответственная болтовня буржуазной прессы, жаждущей сенсаций.

- Но не могли же они так вдруг ни с того ни с сего?

- Не совсем вдруг, конечно. Что-то, видимо, стало им известно об экспериментах их ученых. Может быть, даже и о наших экспериментах...

31

На следующий день сразу же после завтрака профессор Кречетов снова заходит к Русину.

- А на пляж вы не собираетесь, Алексей Васильевич?

- Как раз об этом раздумывал.

- Ну и очень хорошо! Пошли тогда вместе. Там уже вся ваша компания и моя Варя со своими поклонниками. А этот "кандидат наук" уже что-то им проповедует.

Профессор в светлой летней пижаме. На голове его пробковый шлем, приобретенный во время одной из заграничных командировок. В руках киноаппарат "Лада".

- Вы увлекаетесь этим? - кивает Алексей на "Ладу".

- Увлекаюсь, - улыбается Леонид Александрович. - И знаете, через маленькое окошко его видоискателя я как-то шире стал видеть мир. Особенно когда бываю за границей. Ну, вы готовы?

Алексей надевает широкополую соломенную шляпу, перебрасывает через плечо полотенце, и они выходят из его комнаты.

На пляже первым бросается к ним Корнелий.

- О, наконец-то вы, товарищ профессор! А Варя уже беспокоиться начала. Вот, пожалуйста, сюда, под зонт, а то сегодня солнце уж очень злое.

-А я его не боюсь, - беспечно смеется Кречетов. - Мне ведь и в Африке доводилось бывать.

- В научной командировке, конечно?

- Нет, просто так, туристом.

- Простым туристом? - удивляется Корнелий. - И вас пустили?

- А вы считаете, что я недостаточно благонадежен?

- Да нет, совсем в другом смысле... - смущается Корнелий.

- Ну, а в другом смысле я мало для кого представляю интерес, так что за мной никто не охотится. Да и вообще область слабых взаимодействий - а это моя главная специальность - чертовски скучная.

- Ну, не скажите, профессор! Я ведь в этом тоже кое-что смыслю.

- Это и его специальность, Леонид Александрович, - замечает Русин, внимательно прислушивающийся к их разговору.

- Ах, даже так? - удивленно поднимает брови Кречетов.

- Ну, не совсем так, - смущенно улыбается Корнелий. - Просто готовлю диссертацию на эту тему. И вот хотел бы у вас спросить: неужели нейтрино так и не взаимодействует почти ни с каким веществом?

- Не ожидал от вас столь наивного вопроса, товарищ диссертант, усмехается профессор. - А вы имеете хоть какое-нибудь представление о константе взаимодействия Ферми в эксперименте по упругому рассеянию антинейтрино на протонах?

Догадаться, что профессор начнет сейчас свой "зондаж" познаний Корнелия в области слабых взаимодействий, Алексею Русину уже не составляет большого труда. Кречетов так и сыплет теперь такими выражениями, как: "волновые функции гармонического осциллятора поля", "пространственное описание квантового состояния нейтринного поля", "лоренцово вращение", "реперные компоненты лагранжиана" и "истинная тензорная плотность третьего ранга".

Корнелий, конечно, и сам не рад, что завел такой разговор. Вид у него очень жалкий. А Кречетов будто и не замечает его растерянности. Спросив у Корнелия: "Связано ли спинорное поле с существованием мелкозернистой топологии?", и не получив ответа, он переходит к "оценке возмущения нейтринного поля в вакуумном состоянии". Потом достает где-то лист бумаги и начинает торопливо писать на нем "релятивистское волновое уравнение для нейтрино в искривленном пространстве". И делает он это настолько обстоятельно, что записывает его в "дираковской четырехкомпонентной форме" и в "двухкомпонентной форме Паули - Ли - Янга".

Исписав весь лист бумаги с двух сторон латинскими и греческими буквами, знаками плюс, минус и равенства, скобками простыми и фигурными, профессор спрашивает Корнелия:

- А теперь вы ответьте мне: являются ли поля и частицы инородными объектами, движущимися на арене пространства - времени? Или же они являются объектами, сконструированными из пространства? Является ли также метрический континуум некоей магической средой, которая, в одном случае, будучи искривленной, представляет гравитационное поле, в другом - будучи локально скрученной - долгоживущие концентрации массы-энергии?

Совершенно ошалевший от всего этого, Корнелий кажется Русину лишившимся дара речи, и ему становится даже жалко его. А профессор Кречетов, скомкав листок с формулами, отбрасывает его в сторону и неожиданно смеется: