Карен Симонян - Сицилианская защита

- Поздновато.

- Идем. Я живу с родителями. Старики у меня чудесные. Ты в нарды играешь?

- Немного. Предпочитаю шахматы и в них все виды защит... Кроме сицилианской.

- Не откажи. Прошу тебя. Поболтаем. А потом я тебя на машине подвезу.

- У тебя машина?

- "Москвич".

- Давно?

- Почти год.

- Ну если так...

- Непременно подвезу.

- Я ведь живу на краю света.

- На краю света?.. Ох и любишь же ты преувеличивать. Хоть бы сказал на окраине Еревана...

- Будь по-твоему, - согласился я.

Саркис жил на пятом этаже, и мы медленно поднимались по лестнице.

- Я человек скучный,- говорю ему, когда он нажал кнопку звонка.

- Выходит, мы похожи,- обрадовался он.- Все девушки в один голос твердят, что я ужасно скучный.

- Следовательно, приятно поскучаем в обществе друг друга,- заключил я.

- И то неплохо...

Когда звякнула дверная цепочка и Саркис пригласил меня пройти, я вдруг осознал, что в течение всего нашего разговора только и думал о том, что у меня ведь, по сути дела, нет друзей. Ни единого друга.

У Асмик тоже не было друзей. И вообще мы жили оторванные от мира, от людей. Жили, как Робинзоны, лишь иногда делаясь друг для друга Пятницами.

О необыкновенных приключениях Робинзона я читал очень давно, еще тогда, когда жил на улице Нариманова.

Книга была очень истрепанная, и я так и не переплел ее. Несмотря на то что это была моя самая любимая книга.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Небо незаметно посерело. Вдали только на мгновенье осветились, клочья облаков и тут же растаяли. Потом из-за угла розового здания вырвался ветер и, как пьяный, протащился по усыпанным щебнем аллеям.

Внезапно зажглись фонари, обступавшие небольшую площадь. И мгла словно стала еще гуще.

- Седа.

- Что?

- Ты когда-нибудь любила?

Я крепче обнял ее за плечи. Этот вопрос мучил меня давно.

- Конечно, любила, - сказала Седа.- Никак готов ревновать?

Я не ответил.

- Я и сейчас люблю, - продолжала Седа.- Люблю так, как любила почти двадцать лет тому назад. Но дело в том, что я уже на четвертом десятке. А он остался тем же юношей - жизнерадостным, остроумным, обидчивым, как ребенок. И ему по-прежнему двадцать один год. Он не повзрослел, не состарился и никогда уже не состарится. Он стал воспоминанием, и я люблю это воспоминание.

- Прости, Седа.

- Ничего, Левой, - сказала Седа.- Тебе кажется, что у тебя уже большой жизненный опыт. Но это только кажется. Верно ведь говорю?

Я кивнул.

- Пройдут годы, и ты с удивлением вспомнишь, каким неопытным и наивным был в двадцать семь лет. Поверь мне. Не обижайся. И никогда не ревнуй к нему. Он был совсем другим. Мне очень хотелось узнать, каким же он был, но спросить я не решился.

- Мы вместе учились в школе, - продолжала Седа. - Тебе это может показаться старомодным, потому что во всех детских книжках пишут об этом, но так оно и было. И он всегда дергал меня за косички. Не веришь?

- Верю.

- Дергал заведомо не больно, но я поднимала дикий крик, чтобы напугать его. А он упрашивал не говорить учительнице, не то вызовет родителей. И я, конечно, не жаловалась. Смешно, правда?

- А он тебя любил?

- Любил.

- И...

- Потом мы оба поступили на химфак. Тогда завод синтетического каучука только построили. Мы мечтали до окончании работать на этом заводе. В сентябре сорок второго он ушел на фронт. Вначале часто писал. Я эти письма сохранила. Ты меня слушаешь?

- Слушаю.

- Письма с фронта... Потом они приходили реже, а вскоре я и вовсе перестала их получать.

- Он погиб? - я был взволнован. Для меня война так и не вышла за пределы улицы Нариманова.

- Не знаю. Извещения не было. Просто перестали приходить письма. Я перечитывала старые. И ждала. Считали, что он пропал без вести. Я верила. И сейчас верю.

- Веришь?

- Пойми, война кончилась. Многие вернулись. А его все нет. Как это .страшно. Его до сих пор нет. Для меня он есть. И в то же время его нет. И я жду. Жду терпеливо.

- Ты все еще ждешь его, Седа?

- Не знаю. Может быть, и не жду. Не знаю. Честное слово, не знаю.

- Ты любишь меня?

- Обними меня покрепче, Левой.

- А этим ты не изменяешь, ему?..

- Мертвому изменить невозможно,- ровным голосом ответила Седа.

- Ты сейчас одна?

- Конечно, одна.

- И со мной?

Я поцеловал ее.

- Не только я одна,-тихо сказала Седа.-Таких тысячи. Десятки тысяч.Она замолчала. Потом почти шепотом попросила:- Пойдем?..

Я молча встал, и мы вышли из парка. Я держал ее за руку. Она крепко сжимала мои пальцы. Чтобы вдруг не потерять меня.

Час был поздний, и город заметно опустел.

В прежние времена, едва день склонится на ночь, люди спешили укрыться в домах. Это не обычай таиться. Просто в старом Ереване, с немощеными, улицами, утопающими в садах, невозможно было представить ночную жизнь. Люди засыпали, едва.стемнеет, и поднимались с рассветом. Сейчас город стал совсем другим, живет в ногу с временем, но не совсем исчезли обычаи его былой молодости.

На улице нам встречались единичные запоздалые прохожие и парочки, вроде нас. Прохожих скоро поглотят их дома, а влюбленных из парков и укромных уголков изгонят ослепительные огни фонарей...

Когда мы проходили мимо кафе-мороженого, я предложил: - Зайдем?

- Зайдем,- согласилась Седа.

В кафе почти никого не было. Уборщица уже убирала стулья, собиралась мыть полы.

Мы сели. К нам подошла непомерно толстая официантка в белом халате. Я заказал мороженого и шампанского. Седа испуганно взглянула на меня.

- Пожалуйста, сладкое,- добавил я.- Ты ведь сладкое любишь? - спросил я Седу.

В помещении убавили свет, и нас окутал приятный полумрак.

- Мне жаль, что не я первый встретил тебя.

- В то время, когда я уже думала о встречах, ты еще был ребенком,-улыбнулась Седа.

- Удивительно. Сейчас между нами никакой разницы.

- Ты так думаешь? Тебе еще многому в жизни учиться.

- А тебе, считаешь, нечему учиться?

- О, я уже потребляю нажитый мною опыт.

- Ты так и не ответила, любишь ли меня?

- Ты ужасно старомоден, Левой! -улыбнулась Седа.Разве все надо, растолковывать? Неужели того, что ты видишь и чувствуешь, недостаточно?

- Мне недостаточно.

- Упрямый же ты!-снова заулыбалась Седа.-Я не съем столько мороженого. Возьми половину. И не наливай мне зря шампанского.

- Мороженое я, пожалуй, возьму. Но выпить ты должна обязательно.

- Ты сегодня какой-то странный, - сказала Седа.

- Вот так всегда: стоит мне позволить себе быть самим собой, как в глазах людей я начинаю казаться странным.

- Значит, во все другие времена ты играешь? - спросила Седа.

- Никогда. Никогда, не играю. Просто всегда слежу за каждым своим шагом, всегда владею собой. Но в последнее время мне это не удается. Не могу...