Елена Клещенко - Эликсир от бессмертия

— Ну-ну? Проще давай, яснее. Соберись.

— Я предполагаю, что данный кандел позволяет интегрально оценивать собственную жизнь. Такая формулировка подойдет? Запускается процесс, в результате которого начинаешь видеть события прошлого, причинно-следственные связи... как некий текст. Возможно, обширная активация коры. Мы ведь давно умеем стимулировать вычислительные способности, зрительную память, здесь может быть сходный механизм.

— Активизируются воспоминания?

— Да нет. Я и раньше склерозом не страдал, но теперь... я понимаю, что со мной было. Каждый эпизод — слово. Причем у каждого индивида свой язык. Это... вот как ребенок рассматривает печатный лист и как взрослый человек читает. Начертание букв не меняется, и все-таки для взрослого это больше... Читаешь свою память и понимаешь, как продолжать.

— Ага. Ты у нас, стало быть, отныне взрослый? Вышел на новую ступень развития? Просветлился? И вместе с тобой пятнадцать добровольцев?

— Десять, — поправил Ким. — Двое без изменений, у троих депрессия. А теперь смотрите: депрессия у тех, чей мозг выдал труднорасшифруемые сигналы. Не зрительный образ, а запах, обрывок музыкальной фразы, полузабытые стихи. То, что трудно воспринять, запомнить, повторить про себя... Представляете — включается режим поиска смысла жизни, а смысл не находится?

— Прошу прощения. Насколько я понял, твой любитель поэзии — вон за стенкой сидит, полон трудового энтузиазма!

— Виталий Васильевич, так Сергей получил кандел дважды! Вы обратили внимание — первый опыт был неудачен, мы грешили на сбой аппаратуры. Повторили на следующий день, а до повтора он крайне эмоционально выражал досаду, ругал себя никчемным тупицей, это есть в протоколе. Мы думали, что он шутит...

— А ты, стало быть, догадался, что у него развивалась депрессия. И решил, что повторная активация поможет и барышне? Так сказать, со второго раза поймет?

Иронизируя, он пытался скрыть растерянность. Этот парень — неглупый, но начисто лишенный хватки, вечный «талантливый исполнитель» — сейчас напомнил Захарову, страшно сказать, его собственного учителя. А Киму во взгляде шефа мерещилось сожаление. Мол, как это ты вдруг оказался таким кретином?..

— Делай. Под мою ответственность.

Ким крепко пожал руку, протянутую над столом. Слова тут не годились, а лезть обниматься с академиком было бы нарушением субординации.

— Ирина, постарайтесь ни о чем не думать. Мы начинаем. — Черные ресницы дрогнули, вместо кивка.

Три. Два. Один. Есть! Один. Два. Три... Восковое личико неподвижно, дыхание и пульс учащаются. Десять секунд...

— Она же под таблетками, —сказал Сергей, — может быть...

Ким, не оборачиваясь, махнул на него рукой.

пузырьки от кофейной пенки на маленьком белом блюдце. Кленовый лист описывает в воздухе неповторимую спираль, и пока он падает, части головоломки собираются, выступы входят в пазы, запах перекипевшего кофе соответствует голосу маминой сестры, забиравшей меня из школы, а полет листа — первому дню в Москве после каникул: полузанесенные песком обломки оживают, обращаются в корабль

Девушка улыбалась. Она в самом деле была очень красива.

Двое в аппаратной — долговязый научник в белом халате, с черными взъерошенными волосами, и элегантный господин в модном френче — переглянулись. И снова, как в первый раз, у больницы, каждый не увидел в другом ничего такого... никакого сияния или там белых лотосов, мужик как мужик. И обоих это успокоило.

— Все? Пойдем, выпустим ее?

На «ты» они перешли еще раньше, чем доехали до института.

— Не надо торопиться. Еще пару минут пусть побудет одна.

— Тогда можно три вопроса? — Журналист ловко выхватил комп, раскрыл его и приготовился включать микрофон.

— А я и забыл, с кем связался! — Ким начал смеяться, но окоротил себя, почувствовав, что на глазах выступают слезы. Тот еще выдался денек. — Давай.

— Остальных добровольцев с депрессией вы теперь тоже вызовете на повтор?

— Почему бы и нет? Если врачи не будут против.

— А что с теми двумя, кто не почувствовал изменений?

— Я бы не стал их беспокоить. Может, они невосприимчивые... а может — и без нас достаточно совершенны.

— Еще вопрос: что будет дальше? Микрохирургическая терапия, новый стимулятор?

Ким широко улыбнулся.

— Ну ты оптимист. Пока неизвестно, долго ли продержится эффект. Потом, не совсем понятно, что он собой представляет: писать в отчете, что открыли смысл жизни, как-то неловко, да? Неочевидно и то, что эффект позитивен: один жену бросил, другой подрался на старости лет, третий квартиру продал... (Журналист ухмыльнулся в холеную бороду.) Будет ли прекрасна жизнь в социуме, где каждый понимает, что должен делать, чего хочет и в чем нуждается — вопрос спорный. Вообще, знаешь, как наши студенты говорят: кесарю кесарево, слесарю — слесарево. Если человек потерял ключ от своего дома, слесарь может сделать ему новый. А остальное... Не спрашивай, что будет, спроси — чего бы я хотел.

Запрещенная книга

Авторам аннотаций и отзывов: все совпадения случайны и неумышленны. Кроме двух-трех коротких цитат, когда сказать лучше было технически невозможно.

Дожидаясь курьера, он полчаса торчал в сетевой кофейне «Лавка чудес», вместо кофе пил маленькими глоточками газированную лимонную воду, взятую в знак протеста, и думал, не уйти ли.

— Пра-астите, вы здесь ма-ахито с клубникой не заказывали? — детский голосок промяукал условленную фразу. У девчонки были треугольные меховые ушки и черные контактные линзы. Сплошь черные, во весь глаз. Как она что-либо через них видит? Наверное, полупроницаемые.

— Здесь не подают мохито, — сколько ни ждал, а сердце все равно забилось.

— А сига-аретку можно?

Не дожидаясь разрешения, девица протянула лапку к пачке «Кента», которую Юджин загодя выложил на стол. Слишком долго ковырялась в ней, или это Юджину от нервов показалось? Наконец отошла с сигаретой в пальчиках, унизанных разноцветными кольцами. Напоказ, чтобы обе потолочные видеокамеры отметили: остроухая разжилась сигареткой у прилично одетого парня. Но парень вроде не возражал, а значит, и гнать остроухую пока нет резона.

За то, что теперь лежит в сигаретной пачке, ему светят три года полного отключения, если кто-нибудь узнает и стукнет. Три года, блин... может быть, скомкать эту пачку да бросить в ближайший утилизатор? Нет, глупо.

А ведь как невинно и безобидно все начиналось!