Борис Стругацкий - Полдень, XXI век, 2009 № 01

Представший перед ними рыцарь, насколько можно было разглядеть в свете луны, был сравнительно молод, тощ и восседал на поджарой рыжей кобылице, уставшей настолько, что голова её висела чуть ли не между передних ног. Он дёрнулся, выпрямился в седле и изрёк петушиным голосом:

— Благородный сэр!..

Далее последовала традиционная высокопарная тирада, смысл которой, однако, без потерь можно было бы передать завыванием двух бродячих котов, пересекшихся ночью на спорном клочке городской свалки. Барон дослушал её примерно до середины, а затем прервал простым и подозрительно спокойным вопросом.

— Где твой меч, воин?

Секунду рыцарь непонимающе смотрел на него, затем его явственно затрясло, глаза вспыхнули лихорадочным блеском. Он заговорил быстро и невнятно.

— Мы встретили дракона. Я и мой оруженосец. На поляне, прямо среди бела дня. Мы на него выскочили… Он сидел спиной к нам. И смотрел своим глазом на затылке. Прямо среди бела дня. Тогда я…

— Тогда ты бросил оруженосца и, удирая, потерял меч — я сомневаюсь, что ты вообще вспомнил о нём.

Рыцарь опустил голову. Возражать не имело смысла: изодранная одежда и кровавые царапины на шкуре коня ясно говорили, что для отступления он выбрал отнюдь не дорогу, и даже не тропу.

— Где это случилось? — резко спросил барон.

— На северной окраине леса, на поляне возле гнилого сруба.

Северная окраина была далеко, но всё же не в полудне пути. Видимо, этот тощий ещё и порядком поблуждал в лесу, не помня себя от страха.

— Куда ты направляешься? — в голосе барона стремительно нарастала брезгливость.

— С посланием в замок Гентрок. Я…

— Кто это — я? Назови себя, воин.

— Граф Нексли…

Он запнулся. На языке барона уже вертелось презрительное «ты чьих будешь-то?», но граф успел робко добавить:

— Вассал маркиза Баррета.

— Очень хорошо. Мы погостим у твоего сюзерена некоторое время, мы как раз к нему направляемся. Замок Гентрок уже недалеко. Следуя этой тропой, ты через два часа будешь там.

Барон отвёл взгляд, давая понять, что разговор окончен, тронул поводья. Повинуясь внезапному порыву, слуга снял перевязь с мечом и, протягивая рыцарю, сказал покровительственно и строго:

— Возьми. Ты застанешь нас у маркиза Баррета. Вернёшь, когда вернёшься.

Он с трудом удержался, чтобы не добавить: «Если вернёшься». От такого напутствия беднягу могло прослабить. Рыцарь пробормотал слова благодарности и кольнул кобылу шпорами. Горбясь в седле от беззвучного смеха, барон провожал его глазами, пока он не исчез в плотной тени под кронами леса. Потом помотал головой и обернулся к слуге.

— Щедр ты, однако.

— Вы же сами видели: дракон не намерен обижать меня, — усмехнулся слуга.

— Ночью в лесу не только дракона можно встретить. Случаются такие милые существа, как оборотни, упыри. Вахлаки с дубинами опять же… С одним кинжалом много не навоюешь. В правом вьюке у тебя сарацинская сабля. А вообще, пора дать коням отдых и самим завести глаза ненадолго. Придётся забраться поглубже в чащу: хватит с меня драконов на сегодня.

Слуга благодарно кивнул в спину рыцарю. А может, просто покачнулся на коне, нащупывающем в темноте копытами землю между многочисленными толстыми корнями поперёк тропы. Отъехав подальше от поляны, всадники свернули и одинаковым движением подняли согнутые руки на уровень глаз. Чаща была что надо: не то что дракону, даже белке пришлось бы очень осторожно пробираться здесь ночью. Множество сухих веток одновременно клевали их в грудь, в колени, с тихим треском бродили по ткани одежды, цепляясь за колечки надетых под неё кольчуг. Как будто им в лицо шёл сухой колючий дождь. Кони, видящие в темноте гораздо лучше своих седоков, опустили головы и недовольно зафыркали, протискивая морды сквозь переплетение ветвей. Потом сухой дождь кончился, и оба коня тут же споткнулись, одновременно угодив копытами на край ямы под выворотнем. Наконец, хотя вокруг по-прежнему было темно хоть глаз выколи, под ногами коней явственно зашелестела трава. Барон остановился и спрыгнул на землю.

— Привяжешь коней здесь. Выдай им побольше верёвки, здесь трава скудновата. Я вернусь чуть назад и разожгу костёр.

Чертыхнувшись про себя, слуга тоже спрыгнул с коня, наощупь сдёрнул предусмотрительно зацепленную за луку седла верёвку и застыл, ожидая, когда баронский конь каким-нибудь звуком укажет, где у него морда. Слуга подозревал, что старый коняга не особо жалует его, и не хотел попасть под копыто или на зуб.

Барон не стал возвращаться к полянке с выворотнем. По пути он зацепил сапогами несколько роскошных сухих веток и поленился тащить их дальше. Натолкнувшись на могучий дубовый ствол, он обошёл его вокруг, расставив руки и ведя кончиками пальцев по коре. Убедившись, что поблизости больше деревьев нет, присел и выбрал из веток самую пышную, проворно искрошил её. Несколько ударов кремня — и на труте засветилось алое пятнышко. Барон опустился на колени, сунул его в кучку хвороста и осторожно раздул. Минута, другая — и хрупкий лепесток пламени разросся до размеров небольшого костерка. Барон огляделся и тут же заметил то, на что даже не надеялся: несколько ровных стволов, поваленных и брошенных, по-видимому, браконьерами. Уложив два из них рядышком, барон пристроил на них весь оставшийся хворост и поджёг его жаром первого костра.

Костровые заботы были, наверное, всё же прерогативой прислуги, но барон никогда и никому не доверял их: рождение огня было, священнодействием. Ставший за двадцать лет в седле ближе миру деревьев и трав, он был многим обязан этому яркому горячему божеству. Тем временем вернулся слуга, привязывавший коней, сбросил под дуб сёдла, вьюки и прочее, выгнул спину, разминая поясницу. Барон потянулся за вьюком, раскинул на опавших листьях кусок холста, высыпал на него нехитрую снедь. Затем движением руки пригласил слугу разделить с ним стол. Слуга помедлил, достал из своей котомки плотный белый узелок, развязал и также вытряхнул его содержимое на холстину. При виде еды оба вспомнили вдруг, что среди всех приключений этого дня — дорог и деревень, переправ, скал, болот, дракона, наконец, — как-то не нашлось места трапезе. Не тратя слов, они накинулись на еду и подняли друг на друга глаза не ранее, чем утолили голод.

Барон поднял ещё одно бревно и положил его поверх догорающего хвороста. Стало темно, но через несколько секунд огонь нашёл щели между брёвнами и снова выскользнул наружу. Барон откинулся на комель старого дуба, запахнул накидку, заговорил, будто продолжая начатый разговор.

— Да, завтра мы уже будем ночевать в замке. Маркиз Баррет скорее враг, чем друг, однако он человек благородный. А вот с его челядью тебе следует держать ухо востро. Там тебе нужно быть всегда при мече, да и мне тоже. Возьмёшь пока один из моих. Кроме того…