Ирина Булгакова - Уровень

Человек рванулся. С треском посыпались на пол пуговицы, лопнула ткань халата. Мужчина вцепился в ее руки, пытаясь вклиниться между пальцами и одеждой. Бесполезно. Прима с силой подтянула доктора к самому лицу. Яркий свет обжигал. Он путался в редких волосах мужчины, блестел испариной на бледной коже.

— Пусти, — сквозь кашель прошипел человек. Ногти скребли по ее рукам, оставляя красные полосы.

— Ошейник, — сказала Прима и не узнала своего голоса. Металлическая чистота звенела, лишенная примесей и оттенков.

— Как бы не так…

Он хотел еще что-то добавить, давился словами как жидкостью, льющейся в горло и все не мог выдавить их из себя. Его шею веревочной петлей захлестнул стиснутый ворот халата. Прима, не испытывая никакого внутреннего сопротивления, скорее наоборот — любое движение доставляло радость, ткнула пальцем человеку в глаз. Мокрое вязкое тепло обожгло. Палец на две фаланги погрузился в череп, прежде чем Прима одернула руку.

Человек завыл, мучительно, страшно. Конвульсивно дернулся, изо всех сил пытаясь освободиться, уйти, забиться в угол, спасая то немногое, что осталось в целостности после разрушающей мозг боли. Свобода казалась ему тем обезболивающим, что непременно поможет, избавит от того ужаса, который несет хрупкое создание, чья жизнь всего минуту назад была в его руках.

Не дожидаясь пока стихнет крик, Прима ударила человека по щеке. Кровавые брызги разлетелись по сторонам, гроздьями оседая на белом халате. Девушка почувствовала, как ей на грудь стекает обжигающая, тягучая струя.

Преступником, которому нечего терять, манила свобода. Прима словно неслась по гладкому полотну дороги, бездумно увлеченная скоростью. Над ней, кодом доступа на следующий уровень, неоном вспыхивали отдельные слова.

— Ошейник. Или, — она поднесла палец с остро отточенным ногтем ко второму глазу. Расширенный от боли зрачок плавал в озере белка, пронизанного кровеносными сосудами.

Человек выл, захлебываясь кровью. И только палец, острием стрелы нацеленный в глазное яблоко, заставил его вновь обрести способность соображать. Его руки зашарили по столу, отыскивая ошейник.

Прима услышала щелчок и вскочила на ноги, продолжая удерживать доктора за отвороты халата. Кровавая каша текла из раны, при каждом неосторожном движении каплями срывалась вниз. Человек не пытался сопротивляться. Он не отрывал от Примы единственного, полного животного ужаса, глаза.

— Прошу-прошу-прошу. Не убивай, — быстро шептал он. Руки его суетливыми насекомыми ползали по халату, встречаясь с пальцами Примы, перепачканными в крови.

— Код. Дверь, — она не успела договорить.

— 7-8-8-9-2-0, - всхлипнул он. — Прошу-прошу…

Прима замахнулась и ударила его в лицо. Рука скользнула, но удар получился страшным. Человека подбросило. Взмахнув руками, он пролетел пару метров. Его стремительное падение задержала подставка, на которой дожидались своей очереди медицинские инструменты. Он упал, ударившись о шкаф.

Оглушительно зазвенело, осколками рассыпалось по углам и вскоре смолкло.

Краем глаза, уже поворачиваясь к оставленным на скамейке вещам, Прима успела заметить, что первому "доктору" тоже не повезло. Он полусидел у разбитого шкафа и безжизненно взирал в пустоту. Лицо его было изранено осколками, халат залит кровью. Она продолжала выливаться из раны. Оттуда, где пробив артерию на горле, торчал осколок стекла.

Мигнул зеленым код доступа.

Собранная, сосредоточенная на единственной цели — обрести свободу, Прима выскользнула за дверь. Здесь было все по-другому. Два мира, разделенные стеной. И в каждом игра велась по своим правилам.

Длинный, узкий коридор, зажатый двумя рядами дверей пустовал. В глазах у Примы зарябило от ярких всплесков. Металл на стенах поймал ее отражение. Перекатываясь, как водный поток на стремнине, зеркальная тень двинулась следом.

Прима быстро пошла налево, потому что справа до нее долетели обрывки фраз. В закутке, за поворотом, что остался в памяти, когда они шли сюда, разговаривали Циркач и Хамер.

— …ничего не получится, — Циркач коротко хохотнул. — По частям она никому не нужна.

— Слушай, а ты не замечал, что у Барцева крыша поехала на старости лет? Присочинил малость…

— Не думаю. Мужик крепкий. Видел бы ты, что они теперь вытворяют с остальными. Половина из них успешно отошла…

— Куда отошла, я не понял?

— Мир их праху. Вот куда. Надеюсь… они ничего не чувствуют в своем анабиозе. Я имею в виду боль.

— Конечно не чувствуют. Они ж как под наркозом. А под наркозом…

— Много ты понимаешь. Под наркозом, — передразнил Хамера Циркач. — Бывает так, что человек просыпается во время операции. Он просыпается, а двинуться-то не может — знак подать анестезиологу, что он в сознании. И все слышит. Звуки, шумы. И все чувствует. Боль… Такое пробуждение интранаркозным восстановлением сознания называется.

— Умный, — Хамер выругался.

— Будешь тут умным, — зло сорвался Циркач.

— Ты ж сказал, эпидемия только на молодых действует.

— На молодых. Вот тебе сколько лет, Хамер?

— Двадцать пять.

— Есть шанс… Есть шанс…

— Иди ты…

Это были последние слова, которые уловил обострившийся слух. Железным монстром, кровожадно подмигивающим красным глазком кодового замка коридор перегородила дверь. Завороженная, не в силах оторваться от издевательских вспышек, бежала Прима. Бежала как на Голгофу, осознавая стерильную чистоту в голове. Что она будет дальше делать? И только монетой в пустой металлической копилке звенела досада: жаль, что она не догадалась прихватить с собой одноглазого "доктора", открывающего-все-двери. И тут же, вдогонку, как противовес на другую чашу весов опустилась вторая мысль: жаль, что она сохранила ему жизнь.

Прима старалась ступать бесшумно. И все равно — звук шагов отдавался в ушах.

Дверь приближалась. Чем ближе она становилась, тем четче проступали в памяти отдельные детали. Стальные зубы ошейника, операционный стол, тянущий к ней пальцы кожаных ремней, фасеточные огни ламп, ослепительным светом прожигающие сетчатку.

И вдруг, это случилось как во сне, когда тебе нужно непременно спастись от преследователей и в твоей руке оказывается нож — Прима ясно увидела щель между косяком и полотном. Дверь была приоткрыта. Наверное, был сломан замок, или тот, кто вышел, рассчитывал скоро вернуться.

Или в действительности отчаянный побег продолжался у нее в голове, в то время как безвольное тело корчилось на операционном столе.

Девушка вцепилась в дверь, рванула ее на себя и выскочила на лестницу. Потянула на себя ручку, дождалась щелчка. С другой стороны двери приоритеты стремительно поменялись. Прима расценила это как хороший знак. Каждая закрытая дверь отделяла ее от комнаты, где отливали кошачьим блеском пустые, как стекла противогазов глаза палачей.