Алексей Бессонов - Сожгите всех!

– Что же тут удивительного? – с места спросил Трюфо.

– А дома у него содержался целый арсенал.

– Это тоже странно? – саркастически поинтересовался Даль.

– Истцы! – рявкнул судья. – Я лишу вас слова.

– Мне показалось странным его поведение. Он вел себя слишком свободно... я видел его пьяным. А однажды... – по виду Коннора становилось ясно, что с ним крепко поработали, и он пытается выговорить все то, что должен, но у него это плохо получается, – однажды они с шерифом Маркеласом ворвались в мой дом с оружием.

– Подробнее, доктор, – добродушно предложил судья. – Вам здесь некого стесняться.

– Доктор Огоновский был пьян. Была ночь, глубокая ночь, и они приехали ко мне вместе с шерифом, заставили меня спуститься вниз и пытались объяснить мне, что я поступил неправильно, отказавшись принять раненого.

– Черт, – сказали губы судьи.

– Вы отказались, принять раненого? – изумился Даль. – Вот об этом, пожалуйста... поподробнее.

Адвокат защиты вытер со лба пот. На его лице проступала маска отчаяния. Коннор был не просто глуп, он еще и отчаянно трусил.

– Поздним вечером ко мне привезли человека с огнестрельным ранением Я отказался его принять, так как... так как при нем отсутствовали протоколы полиции и вообще не было никаких бумаг. А ночью ко мне приехал Огоновский... с оружием.

– Он угрожал вам?

Коннор беспомощно посмотрел по сторонам и напоролся на презрительный взгляд Маркеласа. Шериф незаметно щелкнул пальцами – увидев это, Коннор дернулся, словно его огрели по голове.

– Нет, ваша честь. Он просто держал излучатель в руке. Это был армейский излучатель.

– Мы уже установили, что доктор Огоновский имеет полное право на ношение своего табельного оружия. С какой же целью, доктор, к вам прибыли столь поздние гости?

– Доктор Огоновский выругал меня по поводу нарушения врачебной этики.

– Вы считаете, что он был не прав? – спросил Трюфо.

– Хватит, – резко сказал судья, глядя в сторону. – Следующий.

– Но мы... – начал было адвокат, но Додд не дал ему закончить.

– Можете подать на меня жалобу! Я сказал, следующий!

На кафедру вытолкнули Бренду. Она посмотрела на Огоновского, победно усмехнулась и с неожиданной бодростью затараторила:

– Доктор Огоновский с первых же дней показался мне грубым человеком. Ему нельзя отказать в компетентности и большом опыте, но за долгие годы работы в лучших клиниках Авроры и Кассанданы я повидала немало докторов – обходительных, хорошо воспитанных и не позволяющих себе панибратствовать с представителями низших классов... Даль покрутил пальцем у виска.

– Что-что? – переспросил шокированный судья. – Что вы сейчас сказали? Каких классов?

– Я сказала, что таких грубиянов я еще не видала, – отбилась Бренда.

– Свидетельница Мэй, я делаю вам замечание. Говорите по существу. Личные качества доктора Огоновского нас интересуют весьма мало. Он позволял себе какие-либо оскорбления в ваш адрес?

– Ну еще бы! Два раза он заставил меня ехать с ним на какой-то ночной вызов, заставлял меня убирать грязь в доме... а потом, – ее голос поднялся почти до визга, – потом он привез в дом рабыню!

– Свидетельница Мэй, – начал Трюфо, до которого раньше всех дошло, что же придумали оппоненты, – свидетельница Мэй, а разве...

– Истцы! – завопил судья. – Я лишаю вас слова на время показаний свидетелей защиты! Продолжайте, мэм Мэй.

– Да, он привез в дом девку, которую купил где-то на стороне. Вот эту. – И палец Бренды уперся в съежившуюся Ханну. – У них так принято. У них там почти все имеют рабов и рабынь... Я сперва даже думала, что он купил ее для того, чтобы съесть. А потом она стала ходить к нему в спальню. Я это видела – не раз и не два!

Судья пошуршал бумагами на своем столе.

– Совершеннолетие у нас наступает в четырнадцать, – буркнул он себе под нос. – А ей пятнадцать. Ну, хорошо... Свидетельница Армстронг, идите за кафедру.

Ханна посмотрела на Андрея. Он молча опустил веки. Тогда девушка сжала губы и поднялась со своего места.

– Я не была рабыней доктора Андрея Трегарта Огоновского, – громко и внятно произнесла она. В зале раздались аплодисменты. Судья ударил молотком и грозно уставился на девушку, стоящую за кафедрой.

– Расскажите нам о том, как познакомились... Надеюсь, мне не придется напоминать вам об ответственности за клятвопреступление.

– Моя мать собиралась уезжать в столицу, надеясь устроиться в порт. Девать меня ей было некуда. Дело в том, что... – Она говорила короткими, рублеными фразами, но на этой споткнулась, закусила губу и беспомощно посмотрела на Огоновского. – Дело в том, что на войне погибли мой отец и все братья.

По залу прошел негромкий ропот.

– Сколько у вас было братьев, свидетельница?

– Трое, ваша честь.

– Хорошо, продолжайте. Ваша мать предложила доктору купить вас у нее?

– Моя мать попросила доктора, чтобы он приютил меня на то время, пока она не заработает денег.

– Хорошо, свидетельница, я изменю формулировку: между Огоновским и вашей матерью имела место какая-либо сделка? Он давал ей деньги?

– Да, он дал ей двести крон.

– Итак, – торжествующе забасил адвокат, – мы неопровержимо установили факт рабовладения. Почтенный доктор Огоновский, являвшийся непременным участником всех вышеперечисленных событий, являлся, помимо всего прочего, рабовладельцем...

– Ваша честь, – кашлянул Андрей, – я прошу слова.

– Да? Вы хотите сказать что-то в свое оправдание?

– Я хочу сказать, что был знаком с семьей Армстронгов задолго до войны. Этот факт могут подтвердить и шериф Маркелас, и находящийся в зале лорд Гор, и многие другие люди.

Даль беззвучно зааплодировал, а Трюфо поднял вверх большой палец.

– И вы хотите сказать, что никакой сделки не было? – насупился судья.

– Вряд ли можно назвать сделкой тот факт, что я дал двести крон несчастной, потерявшей мужа и сыновей женщине.

– Дали или ссудили?

– Дал, ваша честь.

– Но тогда это может рассматриваться как сделка, а вы – как рабовладелец.

– Как вам угодно, ваша честь.

– Свидетельница, расскажите нам, принуждал ли вас доктор Огоновский к совершению полового акта с ним?

– Нет, не принуждал. Адвокат немного опешил.

– То есть вы обвиняете свидетельницу Мэй во лжи.

– Нет, она не солгала.

– Она не солгала? И интимные отношения между вами и Огоновским действительно имели место? Но почему же тогда вы...

– Потому что я люблю его! – выкрикнула Ханна, гордо глядя на судью.

Зал взорвался аплодисментами. Судья Додд развел руками и вздохнул. Адвокат ответчиков, красный как рак, метнулся к своему столу и схватил с него толстую пластиковую папку.