Петер Жолдош - Сверхзадача

Последняя фраза Мата все еще звучала у него в ушах: «Теперь мне будет лучше. Я здесь с вами». Правда ли это? Во всяком случае, в нее надо верить, иначе все теряет смысл. Гилл злился на себя. Ведь его постоянные сомнения и напряженность ненамного лучше, чем безотчетный страх Сида. Гм… Однако его уважаемый двойник довольно-таки бестактный тип. Теперь, пожалуй, его очередь излить душу. «Должен же он понимать, что, несмотря на неказистость Юму, я тут старший. Нет, так совсем уж глупо. Старший по рангу, я хотел сказать. А он только слушает и таращит глаза. Хорошо еще, что перестал улыбаться этой идиотской улыбкой. Уж не наступила ли регрессия? Так ему и надо, пусть я окажусь мерзавцем, пусть! Ведь когда он сидит вот так и, наморщив лоб, смотрит на меня, как на пустое место, это уже не я, не моя копия, а кто-то другой, совсем другой. Я знаю даже, кто именно! Страшно сказать, но эти глаза, губы, выражение лица, самоуверенность, надменное, уничтожающее молчание… Это же Норман, вылитый Норман!»

Гилл вскочил и, прихрамывая, заходил из угла в угол. Идиот! Просто у тебя сдали нервы. Полет на ракетоплане, штучки Сида, акробатический этюд на канате, опущенном в лодку, этюд, который пришлось повторить семь раз… Пожалуй, это слишком много даже для такого невозмутимого атлета, который сидит сейчас напротив тебя.

Мат с любопытством следил за ним взглядом.

— Почему ты хромаешь? Вывихнул ногу, пока вез нашу компанию?

— Пустяки, это у меня с детства. Когда-то был перелом, но сейчас не мешает. Более того, хромоте я обязан своим присутствием здесь, на «Галатее».

— Об этом ты не рассказывал!

— Зачем? А ты хочешь послушать историю моей жизни с момента рождения? Дата его, кстати, не установлена. Мы… — Гилл на мгновение замялся. — Я имею в виду мое бывшее племя… Мы умели считать только до двадцати, не больше. Разумеется, лишь те, кто пожелал тратить время на это утомительное занятие. Годы жизни мы не учитывали.

— Странно, — в вежливой улыбке Мата проглянул искренний интерес. Наши старики твердили нам, будто когда-то давно в лесах жили вот такие волосатые, гм… существа, подобные твоим сородичам. А мы не верили.

— Напрасно. Племя, к которому я принадлежал, на том материке было самым цивилизованным.

— Конечно, конечно. — Мат сделал паузу. — Иначе выбор места для посадки «Галатеи» был бы иным. Ну а язык? Насколько он оказался развитым? Ты не мог бы произнести для примера пару слов?

Это было уж слишком. Гилл почувствовал, как редкая растительность вдоль хребта у него становится дыбом.

— Послушай, ты, гладкокожий гений! — со злостью зашипел он. — Ты, двуногое совершенство. Аполлон Бельведерский местного значения! К сожалению, ты и это понимаешь. Никакого цирка зверей тут не будет! Я тебе не говорящее шимпанзе, понимаешь?

— Прости, Юму, но ты неправильно меня понял. Меня интересует этот вопрос с научной точки зрения.

— Плевать я хотел на твою точку зрения! В том числе и на научную. И не называй меня Юму, слышишь? Я Гилл, и только Гилл.

— Но ведь я тоже Гилл! В дальнейшем могут возникнуть недоразумения…

— Пока нас двое, не могут.

— Но я не протестовал, когда ты назвал меня Матом. Признаюсь, для меня это абсолютно безразлично.

— Повторяю, меня зовут Гилл! Будет лучше, если мы выясним это с самого начала.

— Пусть будет по-твоему, согласен. С определенной точки зрения можно понять, почему ты на этом настаиваешь, Гилл.

Мат плюхнулся в свое кресло. Наступило молчание.

— Итак, если подвести общий итог, — заговорил он после долгой паузы, — на сегодняшний день достижения таковы: ты обеспечил и организовал питание, а Сид с грехом пополам осваивает правила навигации.

— С грехом пополам? Что ты хочешь этим сказать?

— То, что сказал. Ты мог бы доверить ему вести «Галатею»?

Гилл не ответил. Наглый вопрос, удар ниже пояса. И совершенно излишний, ответ очевиден. Лучше ответить вопросом на вопрос.

— Что ты скажешь о своих коллегах? Полагаю, ты знаешь их хорошо?

— Да, мы вместе рыбачим уже четыре года. Должен тебя поздравить, Гилл, твой выбор удачен. Избрав в качестве критерия удаление лодки от берега, ты поступил правильно. Благодарю. И за то, что ты забрал всех семерых, тоже. Нас многое связывает.

— Ты не мог бы говорить конкретно, без общих фраз? Кто они такие, что за люди? Кому принадлежат эти две дамы?

— Рассказывать долго, да и не нужно. Что касается женщин, то Нуа жена Арро.

— Эта хрупкая малютка?

— Нет, другая. Малютку зовут Дие, она принадлежит Трону. Двое юношей, Эви и Опэ, — младшие братья Арро. Кстати, что с ними?

— Они приняли снотворное. За ними присматривает Сид.

— Что приняли?

— Снотворное. Дозу аментипана. Они должны спать, пока до них дойдет очередь.

— А я? Мне тоже вкатили снотворное?

— Тебе нет. В этом случае я применил для выключения сознания тот же аппарат, что и дома, в институте Бенса, для… — Гилл запнулся и опять начал потеть. — Для человекообразных обезьян. Другого испытанного средства у меня не было. Но вы, дети моря, оказались более чувствительными. За все время полета ни один не очнулся, а тебя я доставил прямо в это кресло.

Мат с минуту молчал.

— Кажется, ты кое-что запамятовал, Гилл. — Говорил он тихим голосом, но взгляд словно окаменел. — В институте в течение двух последних лет вообще отказались от аментипана. Усыпление производилось гальваническим методом, если позволишь тебе напомнить. Аментипан давал негативные побочные явления, и именно я, точнее сказать, мы это установили. Разве ты не помнишь?

Гиллу показалось, что над ним раскололся потолок и сквозь разверзшеюся дыру на голову ему падает обломок скалы. От удара искры посыпались из глаз, а затем все погрузилось в темноту. «Забыл, забыл, совсем забыл, — камнем ворочалось в мозгу. — Нет, я не мог забыть. Значит, амнезия, значит, этот факт не попал в репрограмму для Юму. Сколько еще будет таких провалов?» — Ноги у него тряслись, он опустился в кресло.

— Не расстраивайся, Гилл, беде еще можно помочь. — Голос Мата звучал мягко и ободряюще. — Сколько ты ввел им аментипана и когда?

— Одну десятую грамма, половину обычной дозы. Боялся, что организм, не привыкший к химическим препаратам…

— Когда? — Вопрос хлестнул, как бич. Именно так и он, Гилл, допрашивал нерадивых сотрудников.

— Приблизительно… Около пяти часов назад. Как только мы вернулись в «Галатею».

Мат вскочил на ноги, пошатнулся. «Ага, все-таки регрессия», мелькнула надежда, но Мат справился с собой. Он сделал быстрый наклон вперед, выпрямился, затем бросил вниз руки, расслабив мышцы. «Как заправский гимнаст, у меня выучился», — с горечью отметил Гилл.