Что-нибудь светлое… Компиляция (СИ) - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович
Сейчас интуиция говорила Берковичу, что мать с дочерью никакого отношения к смерти Альтермана не имеют. Но и никто посторонний тоже не мог убить Натана, поскольку… Да, пресловутая загадка запертой комнаты. Никто не мог ни войти, ни выйти, ни находиться там в то время, когда Натан получил удар по шее странным камнем, похожим на помесь уродливой куклы с Фредди Крюгером.
— Обычный камень, — сказал Хан, изучив отколотый маленький кусочек ноги — там, где поверхность была довольно остро отточена. — Гранит с примесью известняка. Если бы не было примеси, камень был бы еще более твердым и легко полируемым. Посмотри на эти едва заметные выщерблины, они возникли, когда поверхность камня полировали на полировальной машине вроде немецкого «Боша».
— Никогда не думал, — признался старший инспектор, — что камень можно так остро наточить. Казалось, что он раскрошится раньше.
— Это так, — согласился Хан, осторожно держа «куклу» за «голову», бесформенную, как помятый пластилиновый шар, но все же с явно видными вмятинами на месте рта и глаз и очевидной выпуклостью там, где, по идее, должен был быть нос. — Все зависит от химического состава породы. Чуть больше известняка, и камень начнет крошиться при полировании, чуть больше гранита, и полировать с помощью обычных методов станет слишком трудно. Как ты думаешь, чем брились наши предки? Такими каменными лезвиями и брились.
— Да? — с сомнением произнес Беркович. — Мне казалось, что они не брились никогда, судя по бородам, изображенным…
— Бороды были у жрецов, — перебил старшего инспектора эксперт. — А посмотри на древнеримские статуи…
— Пожалуй, — протянул Беркович, вспомнив бритые подбородки Цезаря, Цицерона и самого Тита Веспасиана, покорителя Иудеи и разрушителя Второго храма. — Хорошо, убедил. Странная все же игрушка, если кто-то хотел действительно сделать нечто похожее на куклу. Зачем было оттачивать ноги и руки? Для чего вообще такой уродец? Никакая девочка — а если это кукла, то явно не для мальчишеских игр — не стала бы играть с такой Барби.
— Для чего, — резонно заметил Хан, — это вопрос, на который тебе ответит подозреваемый, если ты найдешь такого. Пока вопрос стоит иначе — как. Как эта кукла оказалась в запертой комнате, что с ней делал убитый?
— Ты определенно утверждаешь, что нанести себе рану Альтерман не мог?
— Ты меня второй раз об этом спрашиваешь, — сказал Хан с легким раздражением. — Нет, не мог. И ты не ответил на вопрос: откуда взялась кукла?
— То есть? — Беркович нахмурился. — Мне кажется, это очевидно: убийца принес ее с собой. Никто из домашних этого предмета прежде не видел. Хотя… — старший инспектор вспомнил свои ощущения после ответа Леи на этот вопрос. — Возможно, девочка видела куклу раньше, но почему-то скрывает. Я этого не утверждаю, — поспешно добавил он, — просто мне показалось, что ответила она не так быстро, как на прочие вопросы. Субъективное ощущение, и у меня нет оснований…
— Ты собираешься в разговоре с девочкой вернуться к этой теме?
— Конечно. Но это мелочь по сравнению с проблемой запертой комнаты. Как убийца вошел? Как вышел? Почему Рина, жена Альтермана, ничего не видела и не слышала? По ее словам, она была занята на кухне и не обращала внимания на то, что происходило в квартире. Дверь, по ее словам, возможно, хлопала, а возможно, нет. Но даже если дверью хлопали, это не объясняет, как убийца покинул комнату, запертую на ключ изнутри. Послушай, — Берковичу пришла в голову новая мысль, — могло быть так: убийца нанес удар и выбежал из комнаты и из квартиры, а Альтерман, будучи в шоковом состоянии, не сразу потерял сознание, а какое-то время двигался, запер дверь…
— Зачем? — поднял брови Хан.
— Плохо соображал, мысли путались, боль… Могло такое быть?
— Нет, — покачал головой Хан. — Он умер быстро, а сознание потерял сразу. Положение тела и расположение пятен крови свидетельствуют о том, что удар он получил, когда лежал. Если бы Альтерман какое-то время находился в стоячем положении, кровь натекла бы на рубашку и, возможно, на пол. На рубашке крови немного, но основательно натекло вокруг головы на диване. Из этого следует…
— Я понимаю, что из этого следует, — согласился Беркович. — Кто же запер за убийцей дверь?
— В том числе наружную?
— Нет, наружная дверь в квартиру оставалась не запертой. У Наташи, кстати, тоже есть такая привычка, с которой я время от времени борюсь, но это бесполезно. «Забываю», — говорит.
— Если бы вы с Наташей жили в Бруклине, — заметил Хан, — она не забывала бы запирать дверь. А тут… Иными словами, пока Рина была на кухне, в квартиру мог проникнуть кто угодно. Войти в комнату к Альтерману…
— Если она была не заперта, а, по словам Рины, муж запирал дверь, чтобы ему не мешали.
— Он мог отпереть, впустить гостя, которого знал, запереть за ним дверь…
— Но выпустить не мог, — буркнул Беркович.
— Что-то ты упускаешь из виду, — подвел итог Хан. — Ясно, что в момент убийства комната не была заперта.
— Ясно… — протянул Беркович. — Мне, например, ясно, что Рина не могла убить мужа, хотя она — единственная реальная подозреваемая. Кроме нее, по ее собственному признанию, никого в квартире не было.
— Не могла? Почему?
— Она любила мужа. И не спрашивай, почему я так утверждаю. Я это просто вижу. И еще: она никогда прежде не видела этого… Фредди Крюгера. О девочке я такого сказать не могу, а Рина не видела. И, опять же, как она вышла из комнаты после убийства, если она убийца? Абсурд. Она не могла даже просочиться в замочную скважину, потому что в ней торчал ключ.
— А пройти сквозь стену?
— Ты вчера смотрел фильм о человеке, проходящем сквозь стену?
— Не я, — отмахнулся Хан. — Жена смотрела по третьему каналу. Ты тоже?
— Наташа. И не досмотрела до конца. У старых фильмов свое очарование, но у всех общий недостаток: они слишком прямолинейны, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
— Хорошо понимаю, — кивнул Хан. — Потому и не смотрю старые фильмы, особенно израильские, они настолько дидактичны, что становится неприятно. Хорошо, ты проникся к жене Альтермана… вдове… такой симпатией, что исключил ее из списка подозреваемых.
— Не говори так, Рон! Мое личное ощущение не играет роли. Естественно, Рина — единственная пока подозреваемая по делу. А список… Какой список? Кроме Рины…
— Держи меня в курсе, хорошо? — Хан дал понять, что время на разговоры у него заканчивается.
— Конечно. — Беркович поднялся, посмотрел на часы: половина шестого. — Поеду домой, Наташа собиралась сегодня приготовить на ужин фаршированные перцы и помидоры.
— Это приглашение? — прищурился Хан.
— А что? — оживился Беркович. — Бери Заиду и приезжайте через пару часов. Я предупрежу Наташу.
— Нет, спасибо, — вздохнул Хан. — Обожаю фаршированные перцы, но мне еще работать. Кроме твоего дела, есть еще два. Дома буду не раньше одиннадцати, а кто оплатит сверхурочные? Хоть забастовку объявляй.
Это была вечная угроза всего экспертного отдела. Работали эксперты допоздна, но получали обычную ставку, и обращения в руководящие инстанции не могли пока переломить ситуацию. Денег всегда не хватало, денег не досчитывались во всех отделах, не только в экспертном. Похоже, вся страна постоянно нуждалась в деньгах, чтобы правильно наладить работу полиции, школ, вузов, больниц. Вчера бастовали врачи Общей больничной кассы, сегодня грозились объявить забастовку железнодорожники. Хорошо хоть всеобщую забастовку Объединенные профсоюзы назначать не собирались, как в былые времена, когда руководил профсоюзами усатый жук Амир Перец.
* * *Беркович сообщил Наташе, что скоро будет, только заедет кое-куда на минуту, но не задержится, так что к восьми они точно сядут за стол.
— Точно к восьми? — Беркович так и увидел, как жена улыбается и перекладывает телефон из левой руки в правую. Знакомая привычка, которая почему-то приводила Берковича в сладостный восторг: Наташа всегда начинала говорить, держа телефон в левой руке, но, сказав несколько слов и поняв, что разговор на этом не закончится, она перекладывала трубку в правую руку и продолжала более уверенным голосом, будто содержание и смысл сказанного зависели от того, каким ухом она слушает и в какой руке держит аппарат. Как-то Беркович спросил жену, в чем смысл того, что она делает. Наташа округлила глаза и сказала, что никогда не обращала внимания на эту свою привычку; неужели она действительно так делает, ладно, будет теперь следить… «Нет! — поспешно сказал Беркович. — Это у тебя так мило получается!»
