Александр Громов - Год лемминга
Топчусь, молчу, нервирую людей своим присутствием. Не при деле только я и двое СДЗНовцев от Нетленных Мощей. Один из них так и дышит в ухо, так и подсигивает, излагая какую-то чепуху. Отмахиваюсь, как от мухи. Работа только началась, а этот Нат Пинкертон уже лезет со своими соображениями – неумный карьерист, любит нравиться начальству… Дельных работников Нетленный, конечно, не выделил, дельные наперечет и самому нужны. Опять просить Кардинала намылить ему холку?
Придется.
Тошно-то как, господи… Всего полтора месяца назад Нетленный выезжал на «экзотику» сам – в отчаянной попытке что-то понять, в безотчетной надежде углядеть самому то, что не видно другим… Что изменилось с тех пор? Лишь то, пожалуй, что теперь вместо него на «экзотику» выезжаю я.
Радости – море!
И еще я думаю о том, как быстро меняются взгляды на жизнь. Полтора месяца назад мне и в голову не пришло бы считать массовый суицид явлением обыденным, чуть ли даже не нормальным… Привык – а воз и ныне там. Ни намека на решение – гипотезы, одни гипотезы… Проверенные, пока не проверенные и в принципе не проверяемые. Гипотезы на всякий вкус. И затупившаяся от бесконечного употребления золингеновская сталь бритвы Оккама…
Зачем я сюда приехал, что я тут мечтаю разглядеть?
Беру себя в руки, иначе очень хочется накинуться на беззащитный труп и начать пинать его ногами. Неумело, но сильно, притом так, чтобы потом стыдно стало людям в глаза смотреть… Скотина, гад, букашка человеческая, почему не жилось тебе? Сдох, как пес, а Малахов – расхлебывай…
– Свидетелей отпустим, Михаил Николаевич? – предлагает Старостин.
Ах да, свидетели.
– Нет. Давайте-ка их сюда по очереди.
Свидетелей трое, все местные. Первый – парень лет двадцати. Студент. Завалил зачет, ехал домой в расстроенных чувствах, вон он, дом, виден, вон за теми деревьями… нет, через парк не дальше, там у нас улицу перекопали, и автобус здорового крюка дает, а мужик этот, значит, вон оттуда топал, с Донелайтиса… Ясен пень, я его знать не знаю, никогда не видел… в общем, разминулись мы с ним, он быстро шел и чего-то нес на плече, дуру какую-то зачехленную… это я теперь понимаю, что бензопила, а тогда мне по барабану было… Короче, как заверещало, так я и обернулся, а он уже в речку башкой вниз пикирует, ноги врастопырку… Ну, я к мостику сперва рванул, потом в полицию звонить, объяснял ведь уже… Вы бы мне справочку какую-никакую кинули, если я вам еще нужен, а то, чую, пролечу мимо сессии…
– Ничего необычного в облике мужчины не заметили?
– Не-а. Мужик как мужик.
Ясно… Точнее, опять не ясно ничего.
– Давайте второго.
Опрятный старичок со шнауцером. Псина скулит, продрогла. Выгуливал собаку в парке, хоть это и запрещено, но где же прикажете гулять с животным?.. Нет-нет, немного не так, ваш коллега меня неправильно понял. Тот несчастный молодой человек сначала завел бензопилу, а потом уже полез на перила. Постоял секунду, не больше, и… Нет, по-моему, он молчал, а если бы и крикнул что, так я бы не услышал, я вон где был, да и пила трещала. Я кричал, а не он… то есть, когда он уже упал… Простите, я могу идти? Собака мерзнет. Как вы сказали?.. Необычного или странного? Молодой человек, если на ваших глазах кто-то отхватит себе голову, а вам это не покажется немного странным, значит, пора помирать, вот так-то. А больше ничего необычного, пожалуй…
– Если что-нибудь вспомните, пусть даже какую-нибудь несущественную мелочь, позвоните по этому телефону, прошу вас. Спасибо за помощь.
– Не за что, молодой человек, не за что.
Третий свидетель – женщина. На вид лет за тридцать. Неразговорчивая. Стояла от места трагедии дальше всех. Так же, как первые два свидетеля, обратила внимание на треск бензопилы. Ну и…
– Что?
– Вы обернулись. Что вы увидели?
– Где?
– На этом мостике.
– Что?
– Вот и я спрашиваю: что?
– Где?
– На мостике. Вот на этом. Где мы с вами стоим. До нас здесь находился мужчина, а вы, значит, стояли вон там. Когда мужчина запустил пилу, вы обернулись. Что вы увидели на мостике?
– Ничего.
– Как так ничего? Вы не заметили мужчины на мостике?
– Нет.
– Тогда что же вы увидели?
– Брызги.
– На воде? Всплеск?
– Да.
Старостин начинает прислушиваться с повышенным интересом. Глаза так и горят. А я, того и гляди, начну раздувать ноздри, как гончая, взявшая след.
– Пожалуйста, повторите еще раз, где вы стояли?
– Вон там.
– Это где дерево кривое?
– Да. Может быть. Не знаю.
– Попытайтесь вспомнить, это очень важно.
Долгое молчание.
– Вы слышите меня?
– Да.
– Так все-таки где же вы стояли?
– Вон там. Или нет. Нет.
– И после того, как вы обернулись и увидели, вы пошли к мостику?
– Да.
– Пошли или побежали?
– Пошла.
– И находились на мостике до приезда опергруппы?
– Что?
– Сколько времени вы находились на мостике?
– На мостике? Не знаю.
Старостин хищно втягивает носом воздух и быстро шепчет что-то на ухо подручному. Тот отбегает в сторонку и за рамку спутниковой антенны вытягивает из кармана портативный комп.
– Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Можно вас спросить, что вы делали в парке?
– Можно.
– Ну так спрашиваю.
– Что?
– Что вы делали в парке? Ждали кого-нибудь?
– Ждала? Нет.
– Просто гуляли?
Молчание.
– Простите, я вынужден задать вопрос еще раз. Вы совершали прогулку?
Она дважды моргает.
– Давно вы здесь?
– Где?
– В парке.
– Давно. Не помню. Может быть.
– Как тот мужчина шел к мостику, вы видели?
– К мостику?
– Да.
– Что?
– Благодарю вас, – говорю я серьезно. – Вы оказали помощь следствию. Сейчас вас проводят домой, вы выпьете горячего чаю с коньяком и успокоитесь. Я понимаю: то, что произошло, чудовищно, но ведь жизнь продолжается…
Никакой реакции. Полное непонимание.
– Простите… Вы слышите меня?
– Слышу.
– Так вас проводить?
– Куда? Нет.
– Тогда всего хорошего.
Она медленно уходит. Один из парней Старостина отпускает ее шагов на сто и начинает неспешно двигаться по параллельной дорожке.
Старостин потирает руки:
– Михаил Николаевич, вам бы у нас сыскарем работать, ей-ей. Может, согласитесь впоследствии?..
– Что вы, Олег Юрьевич. У вас чуть что – беготня с высунутым языком, а у меня плоскостопие…
Смеемся.
– Кроме шуток, Олег Юрьевич, вам все понятно или лучше уточнить?
– Вообще-то лучше уточнить. Во избежание.
– Давайте сначала поглядим, что у нас по ней имеется.
Старостин отбирает у подручного комп.
– Угу. Так… Малькова Ирина Леонидовна, тридцати четырех лет, наладчица швейных машин на полставке. Замужем, семья здоровая, сыну десять лет. Психически нормальна.
– То-то и оно, что нормальна. Вы подумали – легкий ступор с нею? Похоже, конечно, да еще при таких обстоятельствах… Я сам так сначала подумал, а только нормальной клиникой тут не пахнет, это я вам точно говорю. Что она делает? Муж у нее, сын у нее, а она в гнусную погоду идет в парк, зачем – сама не знает, сколько времени тут находилась – не помнит, где конкретно – тоже не помнит. Курточка на ней легкая, другой человек уже через полчаса на этом ветру дуба бы врезал. Ну ладно, бывают изредка в жизни обстоятельства, семейная драма, например… вы следите за мыслью? Где она находилась в момент происшествия, показать не может, но заведомо дальше от моста, нежели двое других свидетелей. Старик кричит от ужаса, студент бежит к месту трагедии, а что делает она? Идет не спеша, причем дороги не разбирает – на куртке брызг нет, зато сапоги грязнее грязи. Прямо сомнамбула какая-то. И на неожиданный и громкий звук обернулась лениво, так что труп уже успел упасть в воду. Скажите мне, характерно это или нет?
– Нет, Михаил Николаевич. – Старостин улыбается. Он уже все понял, но сейчас мы с ним с удовольствием разжевываем вкусное блюдо.
– Дважды нет. Почему жена и мать не спешит домой варить обед, а остается здесь дожидаться опергруппы? Сами знаете, замужние женщины редко рвутся в свидетели. К тому же находилась она далеко, момента самоубийства не видела, ценность ее показаний близка к нулю, так что она могла бы спокойно идти домой, успокоив совесть этим обстоятельством. Практически любая женщина так бы и поступила. Вы подумайте, то, что видела она, наверняка заметили еще полдесятка человек, а где они?.. Вывод?
– Ей было безразлично, Михаил Николаевич. Предельно безразлично.
– Ну не так уж и предельно, самоубийство ее все же слегка заинтересовало… А еще у нее зрачки смещены вниз, вы не заметили? Чуть-чуть, но смещены.
– «Заходящее солнце»?
– Прошу вас обеспечить неусыпное наблюдение, Олег Юрьевич. Она – на очереди. Я надеюсь, что ее удастся спасти, но это задача вторая. А первая задача вот какая: сегодня же, от крайности завтра получить полную картину ее здоровья, с анализом хотя бы крови. Обдумайте, как это устроить. Я командирую к вам специального человека от Воронина. Черт возьми, мы должны знать, что творится у НИХ в организме ДО, а не после самоубийства. Я на вас очень рассчитываю, Олег Юрьевич.
