Коллектив авторов - Полдень, XXI век (январь 2012)

По данным тех же гарвардских исследований, вероятность правильного ответа обратно пропоциональна отдалённости события по времени. С коэффициентом. Значение коэффициента пока неизвестно – не хватает данных. На год вперёд я интуичу с тем же девяностопроцентным показателем. На три – он уже падает до восьмидесяти девяти с половиной. На большие сроки – не высчитано, данных недостаточно для определения. На двести лет вперёд – господи, помоги мне.

Экипаж «Феникса» сформирован – у нас безделье. На работе мухи дохнут. Развлекаемся с Олафом в орлянку. Он бросает монету, я угадываю.

– Решка. Орёл. Орёл. Орёл. Решка.

Попадание, как обычно, девять из десяти. Достаём колоду карт и меняем орлянку на красное-чёрное. От карт переходим к лото – чет-нечет. Результат одинаков.

Ким застаёт нас за изучением линии тотализатора. Мы делаем ставки. Друг другу на воздушные деньги. Самое сложное для интуита – борьба с искушением сыграть. Оно, это искушение, преследует нас, давит, не даёт спать по ночам. Играть на интерес интуитам запрещено. По закону. С уголовной статьёй в случае нарушения. Статья грозит немалым сроком. И, тем не менее, сколько раз я видел во сне, как срываю банк в Монте-Карло или обнуляю годовой доход букмекерской конторы в Эдинбурге.

– Стартует новый проект, – говорит Ким. – Я только что был у главного. С завтрашнего дня начинаем работать. Утром нам, всем троим, предстоит дать подписку о неразглашении.

Такого у нас ещё не было. Я переглядываюсь с Олафом.

– В чём дело? – спрашивает он. – О каком неразглашении идёт речь?

Вместо ответа Ким скармливает встроенной в столешницу персоналке овальный чип. На мониторе лицо Лидии Семак, его сейчас знает на Земле каждая собака.

– …пятая от звезды планета, – говорит Лидия. Голос у неё глубокий, но словно надорванный, под стать выражению белокожего, узкого, почти аскетического лица с не поддавшимися косметике морщинами в уголках больших серых глаз. – Несомненная цивилизация, технологически развитая, воинственная. «Антей» подвергся атаке через двое суток после выхода из витка Орлова-Граббе, мы ещё не успели погасить скорость. Атаковали внезапно, без попыток войти в контакт, практически беспричинно.

Ким смотрит на нас исподлобья.

– Вопросы? – роняет он.

Вопросов нет. Всё понятно без них.

– Операция военная, – говорит Ким. – Окончательно ещё ничего не решено, но, судя по всему, к Тау Кита пойдёт боевая эскадра. По словам главного, проект классифицирован по разряду «А» – чрезвычайной важности. Финансирование неограниченное, на реализацию брошены ресурсы человечества. Что до нас с вами – нам придётся отобрать несколько сотен солдат. За весьма короткий срок ко всему.

Сержант-коммандер Луис Авила. Двадцать девять лет. Восемь боевых операций, три ранения, медалей полна грудь. Внешне похож на гориллу. Выпяченная челюсть, глубоко посаженные глаза, выдающиеся надбровные дуги.

– Какой ваш любимый цвет? Где предпочитаете проводить отпуск? Какой тип женщин вам нравится? – идёт примерка, я забрасываю сержанта вопросами.

– Красный. По хрен. Сисястые, – коротко отвечает Авила.

– Боитесь ли вы ядовитых насекомых? Змей?

– Я ничего не боюсь.

– Спасибо.

Ответ – «нет». Сержант Луис Авила из рейда в систему Тау Кита не вернётся.

Лейтенант Стефан Войнович. Ответ – «нет». Капрал Николай Беляков. Ответ – «нет». Рядовой Сайго Такамура. Ответ – «нет».

К ночи я выбиваюсь из сил. Примерка шла весь день. Результат нулевой. У Олафа тоже.

Назавтра ситуация повторяется. И через день. И через неделю. Ким ходит мрачнее тучи. Нас усиливают тремя интуитами-80. Ещё одна неделя, результат прежний.

Главный вызывает к себе. Расхаживает по кабинету – сутулый, длинный, усталый.

– Потенциальная опасность для человечества, – говорит главный. – Судя по записям с «Антея», они от нас отстают. Ненамного. Как только там найдут принцип Орлова-Граббе… Выйдут в межзвёздное пространство. И тогда…

Объяснять, что «тогда» не надо, понятно и так.

– Сколько у нас времени? – спрашивает Ким.

– Не знаю, – главный пожимает плечами. – Месяц. Может быть, полтора. Медлить нельзя, если не найдём людей, полетят те, кто отбор не прошёл. Камикадзе. Информация об уровне тау-китянской цивилизации нам необходима – жизнь горстки людей в данных условиях не имеет значения. Но нужен один. Хотя бы один, который вернётся. Как гарантия, что вернётся хотя бы один звездолёт. Пускай не гарантия, пускай даже надежда.

Примерки продолжаются. Капитан Радж Сириконда. Ответ – «нет». Старший сержант Лин Чанг. Ответ – «нет». Рядовой Антуан Леже. Ответ – «нет».

Наверное, полтора века назад Лидию Семак считали красавицей. Сейчас её, пожалуй, можно назвать миловидной. С натяжкой.

Лидию наладил к нам главный. Просил её повспоминать. Всё подряд, любые мелочи, на всякий случай.

– Навряд ли я смогу вам помочь, – говорит Лидия. – Всё, что я знала и видела, давно и неоднократно изложено и зафиксировано.

– Расскажите, что вы чувствовали, – прошу я. – Когда… Когда это случилось.

– А ничего, – Лидия улыбается, и лицо её внезапно преображается, молодеет, сквозь усталую маску проглядывают едва ли не детские непосредственность и доверчивость. – Совсем-со-всем. Первый пилот бросил корабль в прыжок, я не успела ничего почувствовать. А затем пришёл страх. Вместе с перегрузкой, чудовищной, не знаю, как нам со Стивеном удалось выжить. И потом ещё четыре года… – улыбка слетает с лица, вновь превращая его в усталую маску. – Полумёртвый, едва управляемый корабль с десятью процентами расчётного экипажа на борту. Каждодневное ожидание смерти. Вот, собственно, и всё. Мне еженощно снятся кошмары, я не могу спать, снотворное не помогает. Я не герой, понимаете? Никакой не герой. Я не должна была тогда соглашаться!

Лидия беззвучно плачет. Олаф встаёт, наливает в стакан воды из графина, подносит.

Не знаю, как мне приходит в голову эта мысль. Но она приходит, и я на секунду замираю. И, не сдержавшись, шумно выдыхаю воздух, когда осознаю ответ– «нет».

– Ты тоже? – спрашивает Олаф, когда за Лидией захлопывается входная дверь.

– Что «тоже»?

– Примерял её?

Я чувствую, что краснею. Потом соображаю, что «тоже» означает – я не одинок. Олаф провёл примерку параллельно со мной.

– Да, – признаюсь я. – Проклятая работа. Хорошо, не примерил себя вместе с ней.

Олаф отворачивается, а я сижу, вцепившись в подлокотники кресла и стараясь унять дрожь. Хочется засветить самому себе по морде – так, чтобы от души, с размаху. В голове сумбур, и лишь одно слово бьётся в виски. То, которое я только что осознал, когда примерил на полёт нас обоих. Вместе – Лидию и себя.