Николай Дашкиев - Торжество жизни

Вечер был на редкость хорошим, не по-осеннему теплым. Из-за горизонта выкатывалась огромная красная луна; по полю блуждали легкие облачка тумана; где-то далеко прозвучал паровозный гудок. И, неизвестно почему, для Степана все вокруг стало таким милым, таким чудесным, что хотелось навсегда вобрать в себя эту прекрасную ночь и пронести ее через всю жизнь. Он робко коснулся Катиной косы, но тотчас же отдернул руку. Девушка укоризненно покачала головой и улыбнулась.

- Рассказывай!

И он рассказывал. Он сам не понимал, откуда у него появилось такое красноречие. Он говорил о виденном, слышанном, прочитанном, иногда переставая различать грань между реальным и фантастическим, между прошедшим и будущим. Он мечтал об антивирусе, - не брауновском, а о настоящем, безотказном препарате для борьбы за человеческую жизнь.

- Ты представь себе, - горячо говорил Степан. - Вокруг нас все кажется таким хорошим, чистым, а вездемикробы. Тысячи страшных микробов!.. Так вот, если пустить сюда несколько живых частиц антивируса, они нападут на микробов, начнут их разрушать, а сами будут размножаться. Так за день-два всех микробов подчистую... И никаких тебе болезней на земле! Думаешь, не выйдет? Выйдет! Наука в нашей стране такая, что все сможет!

Но Катя и не думала оспаривать. Все было таким интересным, таким загадочно-прекрасным... Но не хотелось связывать светлое с печальным - о микробах думалось отвлеченно, и представить себе, что человека на каждом шагу подстерегает опасность, - и трудно было, и не хотелось.

Она придвинулась ближе:

- Выйдет, Степа! Верю!

Он умолк, взволнованный, и благодарно посмотрел на нее. Неожиданно для себя он нашел в Кате поддержку, внимание, особенную теплоту. Он сожалел, что такой вечер не случился раньше, - сожалел, не зная, что ранее это было бы невозможно, что нужен большой подъем светлых человеческих чувств, чтобы двое людей стали друг другу близкими и дорогими.

Они проговорили до рассвета и пожалели, что ночь была так коротка.

Степан Рогов уезжал в город на учебу.

Снаряжали его всем колхозом. Митрич отдал свой добротный самодельный чемодан с тремя замочками. Женщины напекли подорожников, председатель выдал заработанные за лето Степаном деньги и все необходимые документы. А добрых пожеланий да полезных советов Степан получил столько, что хватило бы на десятерых.

До станции провожали двое: Митрич и Катя, у которой вдруг нашлись срочные дела в пристанционном селе. Старик был чрезвычайно весел - по случаю торжественного дня он немного подвыпил - и всю дорогу поучал Степана:

- А с профессором не спорь! А то у нас в церковно-приходской был отец божий - тихий да смирный с виду, а если что скажешь насупротив - жизни не даст! Не то, чтобы дрался щуплый был, побаивался, - а пилить - великий мастер!..

Степан и Катя, поотстав от телеги, забыли о старике. Они говорили обо всем и не могли наговориться, им хотелось, чтобы эта дорога была бесконечной.

Вот и станция... Прощальный гудок... Кате вдруг показалось, что она забыла сказать что-то самое главное, от чего зависит ее счастье и деже сама жизнь.

Но она не могла вспомнить, что же именно нужно сказать и только крикнула:

- Степа!.. Пиши!

...А поезд, позванивая буферами, все быстрее и быстрее мчался к городу, в котором Степану Рогову предстояло стать профессором.

Глава IX

ДВА "ПРОФЕССОРА"

Часа два Степан искал нужный ему дом.

Когда Митрич объяснял, как проехать к его дальней родственнице, Степану все было понятно: надо сесть в трамвай номер шесть, сойти на восьмой остановке, спросить Лабазный переулок, а там уже все знают дом Антонины Марковны Карповой, у которой муж жестяник, кривой на один глаз.

Все было просто: сесть в трамвай, доехать до Горбатого моста и там спросить.

Но беда в том, что Лабазного переулка никто не знал, даже милиционер. Он долго смотрел в свою книжечку, водил пальцем по плану города и наконец решительно ответил:

- Такого переулка в нашем городе нет.

И только когда Степан совсем уже отчаялся найти этот таинственный переулок, его обрадовала одна старушка.

- Не Лабазный, сынок, а Гоголевский переулок! Двадцать лет уже как Гоголевский! Пойдем, провожу - нам по пути.

Путь был далекий.

Давно умолкли звонки трамваев и сирены автомобилей; многоэтажные здания сменились небольшими чистенькими домиками; на узеньких тротуарах появились важные козы и хлопотливые куры.

Но вот где-то загудел мощный гудок, и старушка заторопилась.

- Со смены гудок-то, а у меня обед не готов!.. Да вот он, Гоголевский переулок.

Дом Карповых Степан нашел без труда. Это был небольшой уютный домик, без забора, но с новыми воротами, на которых висела табличка: "А. М. и Н. А. Карповы. Прошу звонить". Рядом блестела кнопка звонка.

Степан удивился: ставить звонок на воротах, если нет забора, просто смешно. Но на всякий случай позвонил.

Тотчас в окне мелькнула рыжая голова, и через секунду перед ним вырос паренек с упрямо торчащим хохолком на макушке, весь в желтых веснушках, ростом чуть повыше Степана.

- Позвонил? - улыбнулся он.

- Позвонил.

- Молодец! А то все думают, если забора нет - значит можно напрямик. Ничего, будет и забор. А ты к кому?

Степан назвал.

- А, ну тогда, значит, ко мне. Мама на работе, придет не скоро. Пойдем в дом.

Пока Колька, - так назвал себя паренек, - пытался разобрать каракули Митрича, Степан внимательно осматривал комнату.

Комната напоминала лабораторию - здесь были и радиоприемник, и фонари, и фотоаппараты, и какие-то сложные самодельные машины; у окна зеленовато отсвечивал аквариум с рыбками; на другом столе стояли пробирки, бутылочки с разноцветными жидкостями; у стены виднелся переплетный столик с зашнурованной на нем книгой.

Степан подошел к этажерке - очевидно, тоже самодельной. Книг было множество: Ленин, Сталин, Ломоносов, Бальзак, Жюль Верн... Они стояли аккуратными рядами, но вперемешку: "Три мушкетера" рядом с учебником немецкого языка, "Чапаев" рядом с "Таинственным островом" и дальше - брошюры по электричеству, астрономии, медицине, истории.

Прочитав письмо, Колька принялся убирать. Делал он это молча, быстро и чрезвычайно ловко: напильники, плоскогубцы, детали словно сами ложились в специальные гнезда, ящички, коробочки, - и только когда на столе не осталось ни пылинки, Колька накрыл его скатертью и сказал:

- Митрич поклон отцу передает. Приглашает приехать... А отца-то нет... Вот уже скоро два года... - голос его сорвался.

- На войне?

- Нет, он у меня старый был... Рак... Ты знаешь, что такое рак?

Он подошел к этажерке и не глядя взял брошюру.