Михаил Ляшенко - Человек - Луч

— Боже мой… Бедный пес! — Паверман приподнялся за столом и впился глазами в Лёню. — Ну?

— Я потрогал ее… Знаете, я сначала подумал, это щенок. Потрогал за уши, за ногу, потом попал ей в нос, и вдруг она меня лизнула! Честное слово!

— Это очень важно! — Ученый торопился записать каждое слово Бубыря. — Чрезвычайно важное, сенсационное сообщение! Не мог бы ты припомнить — постарайся! Подумай! Не спеши! — не мог бы ты припомнить, сколько времени прошло от того мгновения, когда ты увидел собаку, до того, когда она тебя лизнула?

Резким жестом он сорвал с носа очки и уставился на Лёню невооруженными глазами, от нетерпения слегка приоткрыв рот. Глаза его без очков были большие, очень добрые и растерянные.

Он умоляюще смотрел на Лёню. Усмехнувшись, Лёня совсем расхрабрился.

— Сколько времени?.. Да совсем немного! Может, пять минут, а может, десять.

— Пять или десять? — Ученый снова надел свои страшные очки, и добрые глаза спрятались.

— Не знаю… Может, и десять.

Паверман в отчаянии бросил карандаш:

— Это невозможно! Ты был в самом центре событий! На всем земном шаре ты один-единственный можешь дать важнейшие для науки показания! Но ты совсем не вел наблюдений! Такая небрежность! Здесь необходимы точные данные! От тебя зависит колоссальный триумф науки!

Бубырь растерянно опустил голову.

— Нет у меня триумфа науки… — пробормотал он упавшим голосом.

— Плохо! Очень плохо, дорогой товарищ! — Паверман снова вскочил и пробежался по комнате. — Из-за твоей ненаблюдательности в поступательном движении науки произойдет крайне нежелательная задержка! — Он плюхнулся на стул против Лёни. — Итак?

Лёня поднял на него умоляющие глаза:

— Ну не знаю я…

Паверман решительно постучал карандашом:

— Дальше! Дальше! Незачем мусолить ваше незнание… Что было дальше?

— Я схватил Муху на руки…

— Детку! — сердито перебил Паверман.

— Ну, Детку… Схватил на руки и побежал домой. Тут еще Нинка подвернулась. Предлагала поделить собаку напополам…

— То есть как это — напополам? — Ученый перестал писать и уставился на Бубыря: — Ты что?.. Живодеры!

— Ну что вы! — Лёня покровительственно улыбнулся. — Конечно, не разрывать ее, а коллективно владеть, сообща… Но сразу вышла мама, а Нинка наврала и убежала…

— К Детке это не имеет отношения.

— Как раз имеет! Нинка сказала, будто я украл собаку в чужом сарае! Будто она сама видела!

— В каком сарае?.. Мальчик, не путай меня! Когда ты нес Детку, она шевелилась?

— Да! Она уже была совсем живая! Только как будто больна… Мама еще не хотела пускать ее в квартиру.

— Как — не хотела пускать? Возмутительно! Неужели можно было допустить, чтобы собака замерзла на улице?

— Но папа сказал, что она уже здорова. И правда, пока мы говорили, она развеселилась. Может, она просто смущалась сначала? Это бывает даже с людьми!

— Возможно! Возможно! — рассеянно согласился Паверман. — Значит, тебе и твоим родителям показалось, что не позднее чем через полчаса после того, как ты увидел собаку, она уже полностью пришла в себя? И больше она не болела?

— Нет, ей у нас было хорошо! Даже мама примирилась с ней и кормила.

— Кормила? Отлично! — задумчиво пробормотал ученый. — Но почему и Детка и картофелина отклонились к вам во двор? Причем, заметь, до этого наши лучи не попадали к вам.

— Мы ничего такого не делали, — двинул плечами Бубырь, решительно отклоняя обвинение.

— Видимо, здесь возникло случайное поле, — размышлял ученый. — Скажи, у вас не проходит где-нибудь близко кабель?

— Проходит! — обрадовался Лёня. — Только он глубоко, не достанешь…

— Тогда можно предположить, что кабель был пробит…

— Ясно, пробит! — подхватил Лёня. — Его и сейчас ремонтируют.

— Все это необходимо проверить, — пробормотал Паверман, думая опять о другом. — Послушай, — начал ученый осторожно, глядя на Лёню сбоку и нерешительно покашливая. — А ты ничего не замечал потом в поведении Детки такого… необыкновенного?

— Нет, — ответил Бубырь оживившись. — А что?

— И твои родители тоже? Впрочем, я их расспрошу. Детка всегда тебя узнавала?

— Ну конечно! — Лёня даже обиделся. — Она визжала за дверью, как только я подходил к кухне. И она сама попросилась со мной гулять.

Это обстоятельство Лёня подчеркнул очень выразительно, но, к сожалению, ученый пропустил его мимо ушей.

— А не случалось ли ей лаять так просто, ни с того ни с сего? Или вдруг что-нибудь рвать, грызть? Узнавала ли она пищу, воду?

— Вы думаете, если больная, так сумасшедшая? — От возмущения Лёня встал. — Она понимала все на свете!

Паверман снял очки, и Лёня удивился, какие у него нежные глаза.

— Это была необыкновенная собака, — сказал он растроганно. — Тонкий аналитический ум! Если б среди собак попадались ученые, Детка заняла бы ведущее положение… Честное слово, иногда мне казалось, что она умнее некоторых наших сотрудников… Впрочем, это совершенно не относится к делу, — спохватился профессор. — Итак?..

Лёня сумрачно пожал плечами.

— Ну, ну! — Паверман неловко потыкал его карандашом. — Ну, ну!.. Ты же мужчина! — При этом ученый попытался выпятить тощую грудь и развернуть сухие плечи. — Богатырь! Детку, то есть твою Муху, мы отыщем… А ты молодец, ты умнее, чем кажешься с виду. Смотри, как хорошо все запомнил! Ты помог нам. Понимаешь? Помог науке! Это большая честь. И если когда-нибудь ты станешь ученым, то свою научную биографию можешь начать с сегодняшнего дня.

Лёня не успел даже восхититься этой блестящей перспективой, как никем не охраняемая дверь с треском распахнулась, и вездесущая Нинка-пружинка начала прямо с порога:

— Он станет ученым? Ха! Бубырь несчастный! Он будет поваром! Он будет все сам съедать! Вон у него какое пузо! С таким пузом ученых не бывает! И собаку эту он украл! Никакая она не ваша, ни из какого института, а жила такая черная злющая собачонка у одной старухи из нижнего этажа и все время гадила в комнатах. Да-да! — Нинка отчаянно размахивала руками, даже чуть приседала для убедительности и все повышала голос, не давая оторопевшему Бубырю вставить хоть слово. — И старушка выбросила ее в сарай. А этот Бубырь несчастный подобрал такое сокровище, никто об нее руки не хотел марать, а он подобрал и расхвастался, расхвастался: вот у меня собака необыкновенная, с неба свалилась, и сам я тоже такой необыкновенный!..

Пораженный этим налетом и словоизвержением, ученый не заметил, как Бубырь, с силой оттолкнув стол, рванулся к двери, как, тоненько пискнув, исчезла, словно и не появлялась, Нинка-пружинка и тяжело хлопнула наружная дверь, пропуская самого Бубыря…