Владимир Гусев - Хранитель Виртуальности

- В какой гостинице ты остановилась?

- В "Метрополе".

- Мы, кажется, идем в противоположную сторону?

- Нужно же было нам узнать друг друга, прежде чем ложиться в постель! - не понимает смысла моего вопроса Клеопатра и, решительно остановившись, вынуждает меня повернуться на сто восемьдесят градусов.

- А теперь, когда мы знаем друг друга целых двадцать минут...

- Я знаю тебя уже много дней, - не соглашается Клеопатра. - С того самого момента, как ты спас меня от сатанистов. А вот ты совершенно меня не знал.

- Зато теперь...

- Теперь тоже не знаешь. Женщину вообще невозможно .познать. Мне, во всяком случае, еще ни разу не удалось этого - ни по отношению к другим, ни по отношению к себе самой. Но зато теперь ты не будешь меня бояться.

- Я? Тебя?? Бояться???

- Мужчины тоже плохо знают себя. Но для женщин вы прозрачны, как партитуры Моцарта.

Судя по сравнению, Клеопатра живет в мире еще менее реальном, чем вирт. Кого сейчас интересует Моцарт? И многие ли знают, что такое партитура? А самое забавное - почему она решила, что я ее боюсь? Впрочем, с женщиной лучше не спорить. Это - самое нерациональное занятие на свете.

- Пожалуй, к столь красивой девушке действительно не так просто подойти. Но мы уже познакомились, так что мне, наверное, нечего бояться?

- Я сама тебя чуточку боюсь, - признается Клеопатра. - Вернее, за тебя. Вдруг ты меня разочаруешь?

- Поживем - увидим.

Мы вновь сворачиваем на Охотный ряд.

- А ты молодец, не стал ни бахвалиться, ни сомневаться. Действительно, зачем гадать? Сейчас все станет ясно как божий день.

Мы входим в просторный вестибюль, поднимаемся по широкой лестнице на второй этаж. Клео вставляет в щель магнитный ключ, тяжелая дубовая дверь медленно отворяется. Клеопатра ставит сумочку на столик, подходит к зеркалу и поправляет волосы. Все правильно, прическа - основной предмет заботы всякой женщины. Она частично заменяет ей ум.

Подойдя к Клеопатре вплотную, я жду, пока она увидит меня в зеркале, удивившись, повернется и попадет прямиком в мои объятия. Резко и сильно прижав к себе Клеопатру, я страстно целую ее.

Клеопатра не сразу раскрывает губы: слишком неожиданным был маневр. Поначалу она даже пытается выскользнуть из моих объятий. Но, убедившись, что это бесполезно, вся отдается поцелую.

В ее возрасте поцелуи еще доставляют наслаждение, и я не лишаю девушку этого невинного удовольствия, предвестника удовольствий противоположных по смыслу, ассоциирующихся со словом "вина", греховных.

Как отчаянно она целуется... Словно этот наш затянувшийся поцелуй последний в ее жизни.

Наконец Клеопатра, почти задохнувшись, отстраняется от меня. Глаза девушки закрыты. Не позволив ей высвободиться из объятий, я чувствую, как сокращаются мышцы плоского, явно тренированного живота.

Она что, уже испытывает оргазм? Ну и темперамент...

Чуточку отстранившись, я протискиваю между ее и своей грудью руку, открытой ладонью в сторону упругих полушарий.

- Подожди... - останавливает меня Клеопатра. - Рыбу, птицу и девицу берут руками - но вначале их моют!

Ишь какая чистоплотная.

Я иду в роскошную ванную комнату, включаю воду, через минуту выхожу.

Клеопатра уже сбросила плащ и ждет меня в спальне. Постель разобрана - эта девушка явно не любит терять время даром.

Что ж, последуем ее примеру.

Но снять с себя жакет Клеопатра не позволяет. Зато теперь уже сама впивается в мои губы.

Однако! Буквально за каждый снятый с нее предмет одежды мне приходится расплачиваться серией пылких поцелуев! Так я и до вечера не управлюсь...

И потом, когда мы уже наконец достигаем постели, дела идут все так же медленно. Я пытаюсь применить силу, но Клеопатра, свернувшись калачиком и выставив во все стороны множество локтей, коленок и даже пяток, в корне пресекает мою попытку.

- Я не люблю, когда со мною грубо обращаются. Не разочаровывай меня, пожалуйста, - говорит она, когда я на секунду отступаю, чтобы перегруппировать силы. И мы вновь начинаем целоваться.

Наконец Клеопатра разводит плотно сжатые колени.

Войдя в нее, я оптимизирую размер своего полового органа. Это удается мне не сразу - оказывается, Клеопатре не нравится, когда фаллос слишком велик.

- Мне больно, - чуть слышно шепчет она.

- А так? - столь же тихо спрашиваю я, несколько укорачивая фаллос и делая его чуточку менее твердым.

Клеопатра не отвечает. Но судя по судорогам, сотрясающим ее живот и бедра, оптимум достигнут.

Не знаю, сколько оргазмов Клеопатра испытала, пока я ее раздевал, но на финишной стадии я насчитал пять.

- Все... Больше не могу... - просит она пощады. - А ты... Я совсем не нравлюсь тебе, да?

- Безумно нравишься! - говорю я и доказываю это, доведя до почти болезненного шестого оргазма и разразившись наконец своим.

Потом мы еще долго лежим в объятиях друг друга, изредка перебрасываясь ужасно глубокомысленными фразами, типа "Тебе было хорошо со мной?", "Безумно хорошо. Как ни с кем другим" "А тебе?"...

Эта фаза коитуса занимает неоправданно много времени, но, к сожалению, без нее не обойтись. Именно в эти минуты женщина благодаря довольно-таки примитивным химическим процессам, происходящим в ее организме, наиболее остро чувствует то, что у обывателей обозначается словом "любовь". А ради любви женщина готова на все...

Например, стать стукачкой.

-Поговори со мной, - просит Клеопатра, - Все равно о чем. Ты только не молчи, ладно?

- Знаешь, перед моим отделом поставили почти невыполнимую задачу - найти и обезвредить этого самого Заратустру, который учиняет безобразия в вирте. Я целыми днями мотаюсь по виртуальным, странам и страницам, устаю, как собака, даже в постели стал не так хорош, как раньше, а этот Заратустра всегда появляется там, где меня нет. Поможешь его поймать?

- А что ему за это будет?

- В общем-то ничего. Проведут беседу, при повторном нарушении отлучат на некоторое время от вирта.

- А что мне за это будет? - улыбается Клеопатра, и взор ее вновь затуманивается.

- Море любви. Аванс - прямо сейчас.

Глаза Клеопатры загораются радостью.

- Прямо сейчас? После того, что было?

- Тебе ведь понравилось?

- Безумно.

- Бармен, повторить! - щелкаю я пальцами и, отбросив простыню, вновь набрасываюсь на Клеопатру.

Не забыть бы потом выдержать паузу, полежать с нею, обнявшись и болтая всякие глупости. Чтоб крепче любила - а значит, и усерднее служила.

Часа через полтора, воспользовавшись тем, что Клеопатра вышла в ванную, я быстро обыскиваю ее номер, потом заглядываю в сумочку. Конечно, я не рассчитываю найти здесь какие-то документы - все личные данные зашиты в памяти теркома Клеопатры. Я мог бы воспользоваться своим служебным положением, составить ее фоторобот и отыскать основные сведения в базе данных "Граждане России". Но пока это не нужно. Мне просто интересно, чем Клео живет, чем дышит. Ничего интересного ни в номере, ни в сумочке я, однако, не обнаруживаю. Косметичка, прокладки, противозачаточные средства, флакончик духов... И билет на поезд! На послезавтра, до Смоленска, отправление в девятнадцать двадцать пять.