Пол Андерсон - Орион взойдет (с примечаниями переводчика)

Дело вовсе не в том положении, которое он мне обеспечивает. Если оказывается дома, он всегда ко мне пылок и терпелив. А если ему не удается сдержаться, пулей вылетает из дома, но скоро возвращается - с роскошным букетом, тащит куда-нибудь в лучший ресторан... или придумывает что-нибудь в том же роде. Честно признаюсь, в семейной жизни я проявляла куда меньше рвения. - Фейлис повернулась к Джовейну.

- Но как он мелок! - вырвалось у нее. - А теперь еще это. Я то видела в нем честного человека, но после того что он сделал тебе...

Опираясь на костыль, Джовейн шагнул к ней. В разрезе халата Фейлис заметила поврежденную ногу - она была не в гипсе, а в лубках. Хорошо, перелом не тяжелый, только бы не было осложнений, и, видимо, не слишком докучает ему.

- Дорогая, - сказал он. - Не уходи от меня в тревоге за свою жизнь...

Ничего не бойся. Говорю тебе, это, скорее всего, случайное совпадение.

Я не хочу в чем-то винить его... Ты так очаровательна.

"А ты так благороден", - хотелось ответить ей.

Он потянулся к ней. Они опять были рядом. Пришло решение.

- Послушай, - проговорила она. - Я намереваюсь поддерживать с тобой связь - что бы он ни твердил. Конечно, если ты не против.

- Чего еще могу я желать?

- Мне нужны твои советы... Разреши мне писать тебе, как и прежде.

Отвечать будешь на тайный адрес, откуда я буду забирать твои письма...

Дорогие сердцу письма.

- Жаль, что тебе приходится идти на все эти уловки, - медленно проговорил он. - Ты чересчур чиста для подобных поступков.

- Увы, что делать, придется ловчить. Хотя бы временно, пока не найдется какой-нибудь способ изменить ситуацию.

- Найдется! - Он привлек ее к себе, и губы их слились в поцелуе.

- Найдется, любимый. А пока мы получили неделю быть вместе... Мне еще не приходилось изменять Иерну... Будь со мной ласков, дорогой.

И он не в силах был отказать ей...

Только поздно вечером Фейлис оставила его дом.

Глава 8.

1.

Достигнув известной меры Озарения, Ганна Уанговна Ким обрела наконец-то ясность, охватившую всю ее жизнь, принося с собой нечто большее, чем простое удовлетворение или даже счастье. И все это порождалось уверенностью в том, что она составляет единое целое с Геей.

Она не стала неуязвимой: боль и печаль все еще могли ранить ее. Так всегда и случалось, когда ей приходилось видеть несчастья других.

Перечитывая исторические труды, она радовалась тому, что Красная долго наслаждалась миром и процветанием, а посему и страна ее, и сама она были избавлены от всяческих смут. Но Гея есть Гея, она дарует награды и в несчастьях, даже когда это заочное поощрение приносит всего лишь облегчение кому-то другому. Ганна старалась быть лестной и избегать самодовольства. Уже одно призвание ее требовало этого, вырабатывая способность осознавать суть и духовный мир человека. "Ну, - говорила она себе, - мускулам хорошо, когда они используются, разве не так?"

В этот день Ганна вернулась от смертного одра старика. Она оставила его умирающего во сне, зная, что он не проснется. Слова и мантры <Аналог молитвы в буддизме.>, совместная медитация даровали умирающему благословенное облегчение: тело его покорилось тому, что уже давно осознал разум: настало время свершения. Когда глаза старика закрылись, Ганна, повинуясь порыву, коротко прикасаясь губами к его губам, заметила на них улыбку. Старик еще чуточку улыбался, когда она ушла.

Она закрыла за собой дверь спальни, и сидевшие в столовой родственники встали и низко склонились.

- Он отдыхает, - сказала она. - И будет пребывать в покое до самого конца, которого теперь ждать недолго.

Они склонились снова.

- Достопочтенная госпожа, - проговорил седовласый старший сын старика.

- У нас нет таких слов, которыми можно было бы выразить свою благодарность. Кто еще смог бы сделать такое?

Ганна подняла руку.

- Вы преувеличиваете, - возразила она. - Я только поговорила с ним.

Вызовите своего врача, пусть он посмотрит, нужно ли дальнейшее лечение.

Сын ухватился за свою всклокоченную бороду, словно бы ему нужно было за что-то держаться, слезы заполнили уголки глаз.

- Нет, смиренно напоминаю, что отец просил вызвать именно вас, а не врача или священника. Разве мы осмелились бы иначе разбудить пророчицу посреди ночи.

- Мне было бы жалко, если бы вы поступили иначе. Ваш отец прослужил верой и правдой в Библиотеке многие годы. И вся Библиотека в лице моей скромной личности выражает ему благодарность, и за эту честь я обязана вам и вашему дому, Сай Ильич.

Наступило долгое молчание. В окошко скользнул утренний рассвет, коснувшись фарфора в буфете, полок в книжном шкафу, плотно уставленных темными переплетами. А во всем прочем - скромное обиталище. Эта семья была из солдатаев, не достигших высоких чинов или же особого благосостояния; иные слугаи жили получше. На глинобитном полу лежали соломенные маты. Возле стола, за которым ели хозяева, стояли пара стульев и скамьи. Из-за ширмы, отделявшей кухню, пахло теплом и пищей.

Старшая жена застенчиво проговорила:

- Не согласится ли Библиотекарь отобедать с нами?

Ганна подумала; голода она не чувствовала. В лучшем случае она обошлась бы привычной овсянкой и чаем, хотелось принять ванну и переменить одежду, а в этом доме ее будут старательно потчевать, к тому же затянут неловкий разговор, когда ей особенно требуется одиночество.

Но для них это столь важно.

- Вы так добры, - отвечала она.

...Потом она не сразу пошла к себе. Она оставила домик, сославшись на занятость, чтобы не пробуждать в сердцах излишних вопросов, а потом скрылась за продуваемой ветром цепочкой кленов. Из пригорода Дулу <Совр. город Дулут, штат Висконсин.> она вышла на дорогу, уводившую через луг, подальше от города и озер. Можно было погулять час-другой, а потом вернуться домой, чтобы привести себя в порядок. Неважно, что она опоздает на работу. Никто не станет спрашивать, зная заранее, что для этого у нее были веские причины. "К тому же нельзя считать себя незаменимой", - сухо отметила она. Но все равно следует привести себя в порядок после всего пережитого, чтобы даже ни на йоту случайно не навредить кому-нибудь.

Ласкавшее ее солнце превращало листву в изумруды, золотило рыжую шерстку пасущихся коров, рождало бриллиант в каждой капле росы. Луг исторгал благоухание из зелени и земли. Покой распростерся под небом, заставляя ее вдвойне ощущать свои шаги; движение собственной плоти, живой, пульсирующей, но единой со всей живой планетой.

А старый знакомец, дорогой Илья Данивич Ли был... все еще есть и всегда будет. Жизненная сила забирала его изношенное тело, но его личность уже влилась в общий поток; так что он навсегда останется частью реальности, даже когда все, кто любит его, сами сольются с Единством. Достаточно такого знания человеку, хватит и меньшего, чтобы умереть с миром.