Владимир Романенко - Год белой кометы

— Это что, встреча почетного караула? — с усмешкой спросил он врача, — А в чем, собственно, дело, кому-то плохо?

— Шуточки в сторону, милейший Максим Петрович! Я так понимаю, вы там чуть не грохнулись замертво, а еще пытаетесь увиливать от медицины. Нехорошо! Галя, берем пациента под белы ручки и ведем в свои владения. Надо, хотя бы, послушать.

— Не торопитесь, Харон! Ладно, я сам… — досадливо пробормотал Кирилов и двинулся вслед за медиками.

Галина закрепила на его руке тонометр, и через несколько секунд давление воздуха сжало руку Кирилова. Она внимательно слушала пульс, приложив мембрану аппарата к сгибу его руки, потом покачала головой.

— Ну, что, — спросил ее врач, — сколько?

— Многовато, сто восемьдесят на сто сорок.

— Раздевайтесь, я вас послушаю.

Кирилов сбросил рубашку, послушно подошел к доктору. Холодный рупор фонендоскопа прикоснулся к коже и Максим Петрович слегка вздрогнул. Врач переставлял рупор, прислушиваясь к каким-то звукам внутри тела, потом снял слуховые трубки и укоризненно посмотрел на Кирилова.

— Я пока не слышу чего-либо опасного, но надо бы сделать кардиограмму. А вообще, вы ведете совершенно безобразную жизнь. Вы себя не любите, это точно. Надо отдыхать, милейший Максим Петрович, или сожжете себя окончательно. И чтобы минимум три-четыре дня к телескопу не подниматься…

Кирилов пытался что-то сказать, но доктор прервал его, предупреждая повисшее на губах Максима Петровича возражение:

— Я обязательно сообщу свои рекомендации Серафиме Ивановне. Галочка, вкатите ему внутривенное, а потом немедленно домой и в постель!

— Давайте левую руку, — строго произнесла Галя и Кирилов, досадливо вздохнув, и послушно сел к столу…

Через несколько минут он вышел из амбулатории и направился к своему дому.

…Максим Петрович вошел в квартиру и, сбросив ботинки, лег на старенький скрипучий диван. «Когда же это было в первый раз?» — подумал он и сразу вспомнил первую давнюю боль, когда после изнурительного, почти трехнедельного периода наблюдений у него начало болеть сердце. Тогда, несколько лет назад, стояла необычайно ветреная и переменчивая зима, когда каждые три дня менялось атмосферное давление, и эти перемены сопровождались сильными порывистыми ветрами. Каждый раз, когда ветер сгонял с неба клочковатые зимние облака, устанавливались одна-две ночи ясной тихой погоды, а потом снова башня телескопа начинала содрогаться от штормового шквала. Дорога была заметена снегом на протяжении нескольких километров, и Максим Петрович не спускался в поселок, пытался использовать все пригодное для наблюдений время. Он сильно простудился на сквозняке, пытался лечиться аспирином и, в конце концов, почувствовал эту, теперь уже знакомую, боль в первый раз. Потом такое бывало с ним еще не однажды, но все проходило более или менее быстро после таблетки валидола. То, что произошло сегодня было гораздо более серьезным и неприятным. Мысли Кирилова прервал хлопок входной двери. В комнату быстро вошла Серафима.

— Как ты, Максим?

— Уже доложили?

— Мне звонил врач и все рассказал. Я отпросилась с работы на три дня и можешь не надеяться, что сбежишь на гору и все скроешь. Я буду сидеть рядом и никуда тебя не выпущу.

— Домашний арест?

— Пожалуйста, не шути. С такими проблемами не шутят. Я вовсе не для того выходила замуж, чтобы стать через месяц вдовой!

— Да я вроде еще не собираюсь уходить в Антимир!..

— А я тебя и не пущу.

— Имей в виду, что три дня дома не высижу.

— Не высидишь, вылежишь! Как миленький. Я сейчас приготовлю тебе отвар, и будешь его пить по часам.

— Опять бабушкина аптека? Тогда согласен. Кажется ее мазь, которой ты лечила мою ногу после пожара, была одновременно приворотным зельем…

— Все шутишь?

— Конечно, а что же мне еще делать… мадам Сальери.

— Ну, знаешь!..

Максим Петрович почувствовал, что Сима начинает сердиться, взял ее за руку и привлек к себе.

— Подожди, Сима, не суетись. Я, конечно, выпью этот твой отвар, но потом. Ты сейчас просто посиди со мной вот здесь, рядышком, и мне от этого будет намного лучше, чем от любого лекарства.

Сима села к нему на диван. Кирилов почувствовал ее тепло, затих и скоро заснул. А Сима еще долго сидела так рядом с ним, глядя в одну точку и не чувствуя, как медленно сползают по щекам легкие и неосязаемые капельки.

20

К концу мая Сосновскому и Гривцову удалось наконец полностью отладить все компоненты новой системы для наблюдений кометы. На Астростанцию приехали Виктор Осипович Павленко с одним из своих инженеров и Наталья Николаевна Селюкова. По расписанию этот период времени отводился для их спектроскопических наблюдений, но и Павленко и Наталья Николаевна рассчитывали попутно освоить новый прибор хотя бы на стенде.

Селюкова работала в институте довольно давно и занималась изучением магнитных полей звезд. За двадцать лет она накопила солидный опыт работы с поляриметрами и спектрографами и, поэтому, сразу оценила сочетание одновременно двух таких приборов в одной системе.

— Как мы знаем, кометы — это весьма динамичные объекты, у которых характеристики излучения могут меняться весьма быстро! Поэтому, если удастся синхронно измерить переменность в спектре и переменность поляризации, мы можем иметь абсолютно полную картину того, что происходит и в ее ядре, и в хвосте, — говорила она Виктору Осиповичу в самолете, когда они летели в Горноводск.

— Да, да…, - кивал согласно Павленко, — было бы неплохо уговорить Кирилова перенести систему со стенда на телескоп именно на наших наблюдениях и попробовать выйти на небо. Навестись, скажем, для начала на какую-нибудь звезду из известных стандартов… В конце концов, две трети полученного материала пойдут на обработку к нам, поэтому если мы начнем испытания немного раньше, чем фотометристы, большого греха не будет.

— А собственно почему раньше? По-моему Лева еще там!

— Через пару дней он хотел уехать…Но, может быть, попробуем уговорить его задержаться. Вообще-то по программе первые пробные наблюдения планируются в конце августа. Чертовски любопытно было бы попробовать сейчас…

Когда на следующий день они высказали Кирилову свои пожелания, Максим Петрович на минуту задумался, потом сказал:

— Во всяком случае, меня радует ваше стремление поработать с новой аппаратурой. У вас до начала сета еще три дня. Завтра я поговорю с Сосновским, с инженерами, которые занимаются подготовкой телескопа, и если нет серьезных трудностей, которые могут этому помешать, думаю, можно попытаться.