Елена Горбачевская - Не имей сто рублей...

Надо сказать, папа был прекрасно осведомлен о наличии у наследника художественных способностей и фантазии.

Но зуб-то лежит!

Но также он знал и маму, свою непосредственную жену, которая вряд ли способна была на такое зверство в отношении сына.

Но зуб!

На его лице все эти мысли читались, словно в раскрытой книге. Наконец, здравомыслие победило:

— Ладно, рассказывайте, как было на самом деле!

В общем, инцидент был исчерпан.

А сейчас оба, насмотревшись репортажей по боксу с Олимпийских игр, напялили перчатки и с наслаждением молотили друг друга. При этом папа по большей части просто выставлял руку вперед и от души веселился, а сын старался изо всех сил, время от времени чувствительно натыкаясь на выставленный кулак.

Обычная, нормальная семейная атмосфера.

Я тихо радовалась, пока не доколебались и до меня.

— Мама, побей этого папу за меня! — слезно просил ребенок.

— И в самом деле, Алена, мы с тобой уже сто лет не дрались, — добавил Сережа, все еще дыша с присвистом.

Только этого не хватало, подумала я. А с другой стороны, у мужа настроение хорошее, почему бы не доставить ему еще одно маленькое удовольствие? Ведь раньше я тоже не чуралась подобных забав. А сейчас он еще совсем никакой, так что нет риска даже нечаянно нарваться на удар. В общем, надела я перчатки.

Вот дура-то!

— В красном углу ринга — боксер сборной Кубы… — вещал комментатор по телевизору.

Поначалу все шло хорошо. Я несколько раз удачно закрылась, нырнула.

— Кубинский боксер проводит удар прямой правой, продолжает набирать очки!

Ну, почти про меня! Я ведь раз даже достала Сережке почти до физиономии.

А потом вошла в азарт и нарвалась на его встречный. Исключительно по собственной инициативе. Меня отбросило метра на полтора. Усиленно моргая, я пыталась прийти в себя.

— Ну, Ежик, ты прямо как в анекдоте! — радостно сообщил Санька.

— В каком еще? — недовольно пробурчала я.

— Идет ежик по лесу и выпендривается: «Я сильный! Ух, какой я сильный! Ну, я и сильный!» Надоело медведю эту похвальбу слушать, он подошел к ежику и дал ему пинка. Ну, тот кубарем в кусты и улетел. Вылезает, отряхивается и говорит: «Я, конечно сильный! Даже очень сильный. Но, правда, легкий!»

— Кубинский боксер заканчивает встречу нокаутом! — надрывался комментатор.

Нет, это все-таки явно не про меня!

27. «Санта Барбара». Продолжение следует

Я развалилась в кресле, пытаясь очухаться от удара, и даже сразу не поняла, что происходит. А происходила полнейшая ерунда. В голове зашумело, все поплыло. Я сначала даже подумала, что это — печальное следствие резко вспыхнувшей страсти к боксу. Но уже знакомые разряды быстро прояснили ситуацию.

— Сережа, Саня! — только и успела я крикнуть, почти не слыша собственного голоса.

— Снова! — словно с другой планеты донесся до меня голос Сережи, и все потонуло в шуме и мелькании.

Я, наученная горьким опытом, уже сидела, вжавшись в кресло, и даже не пыталась рыпаться. А «картинка» тем временем перестала трещать и дергаться, все стало на свои места. Или не на свои, не знаю, потому как они, эти места, были уже совершенно другими.

Был яркий солнечный день. Над зубчатой кромкой леса медленно и лениво плыли облака. А на его опушке, возле озера, пятеро бородатых мужчин варили что-то в котле над костром, тихонько переговариваясь между собой. Было слышно, как в облаках заливается жаворонок, но вот речь этих людей было разобрать вообще невозможно. Мало того, что они были довольно далеко, так и отдельные слова, которые удавалось расслышать, были непонятны и скорее напоминали тексты православных молитв, чем обычную речь. Старославянский? А что, вполне может быть.

Недалеко мирно пощипывали травку кони. Один из этих людей поднялся, чтобы подкинуть дровишек в костер, и я смогла рассмотреть его одежду. Темные брюки и выпущенная наверх светлая холщовая рубаха, длинные русые кудри развеваются по плечам.

Солнышко вышло из-за облака, и мое внимание привлек какой-то металлический блеск. Я присмотрелась. Похоже то ли на шлем, то ли на панцирь.

Тем временем тот, который подкидывал в костер дрова, сделал знак своим товарищам и снял с огня котел. Все подсели поближе, достали огромные деревянные ложки и принялись хлебать варево, таская его прямо из котла и осторожно держа ложку над ломтем черного хлеба. Да, уже пора обедать, они совершенно правы, решила я, прислушавшись к позывным собственного желудка.

Так они сидели и неторопливо кушали довольно долгое время, а я, как, наверное, и все семейство, вынуждена была наблюдать это творческий процесс. Веселое занятие, нечего сказать! Хорошо, хоть голодного урчания не слышно!

Наконец, воины (или кто они там?) закончили свою трапезу, неторопливо вытерли котел хлебом, и самый молодой, бородка которого только начинала пробиваться, потащил его к озеру мыть.

В этот момент донесся конский топот. Его слышала не только я, но и все сотрапезники. Они тут же повскакивали со своих мест, бросились к той блестящей металлической куче, и каждый мгновенно вооружился мечом и щитом. Даже молодой бросил дурацкий котел и присоединился к старшим товарищам. Все напряженно застыли.

Недалеко от бивака заколыхались стволы молоденьких берез, и вот уже на опушку выехал небольшой отряд вооруженных воинов. У каждого из них на голове был металлический остроконечный шлем, поверх рубашки — что-то вроде толстой кожаной жилетки с металлическими пластинами. Некоторые сжимали в руках длинные копья или пики, не знаю, как такая штука называется, а один нес что-то вроде флага. Бело-красно-белое полотнище колыхалось от скачки.

Надо же, подумала я, тот самый флаг, который постигла судьба напечатанных, но так и не введенных в обращение денег! Который в народе прозвали «сало-мясо-сало» и отменили вместе со сменой власти. Будь на моем месте какой-нибудь представитель БНФ, он бы уписался кипятком от счастья, что довелось лицезреть подобную картину. К которой я была совершенно равнодушна. Хотя этот флаг мне и нравился гораздо больше, чем тот, новый, а скорее, старый, прозванный «закат над болотами».

Увидев прибывших, пообедавшие заметно расслабились, опустили оружие. Ага, значит, свои. Молодой даже помчался спешно домывать котел. А самый нарядный воин, упакованный от головы до коленок в кольчугу, с левого плеча которого свисал заляпанный грязью алый плащ, стал что-то громко говорить хозяевам бивака. Те энергично кивали.

И снова треск, шум, вспышки… Слава Богу, дома!

Мужики оторопело вертели головами и протирали глаза, а Санька при этом даже самозабвенно ковырялся в ухе. Хорошо, что не в носу!