Томас Сван - Зелёный Феникс

- Лавиния, я взываю к тебе, женщине и царице, как женщина и королева. Подобает ли мне быть униженной перед сыном твоего мужа из-за падшей дриады? Царица вольсков Камилла была моей подругой. Мы с тобой тоже можем стать друзьями.

Лавиния, которая чувствовала себя неуютно в бледно-лиловом платье и явно предпочитала кухню тронному залу, вдруг действительно превратилась в ту царицу, к которой обращалась Волумна.

- Твоя подруга Камилла воевала против моего мужа. А ты посылала ей копья. Скорее я стану другом ядовитого паука, чем твоим.

- Достаточно любезностей, - сказал Асканий, - перейдем к делу. У тебя, Волумна, есть то, что нужно мне. Это - свобода для Меллонии. Она должна иметь возможность выходить из своего дерева, а если захочет - покидать пределы Вечного Леса и навещать Лавиний вместе с сыном, которого я назвал своим наследником. У меня же есть то, что нужно тебе. Твоя дочь. Мне кажется, это справедливый обмен.

Речь Волумны была неторопливой, но не столь внушительной, как тогда, в лесу, двенадцать лет назад, когда она заговорила с Асканием и его отцом после того, как они вышли из Дерева. Асканий внимательно смотрел на нее, и она зажмурилась от его взгляда, как от яркого солнца, хотя комнату освещал лишь очаг, где на вертеле жарилась баранина, да свет, падавший из окон, расположенных под самым потолком.

- Меллония не подвергается опасности. Да, она пленница в своем дереве, но грехи ее неоспоримы. Я давно простила ей связь с твоим отцом, но, встретившись с тобой на берегу Нумиции, она навсегда лишилась моего доверия.

- Мы только разговаривали.

- Это не имеет значения. Она знала, что делала. Она нарушила свое слово.

- Прости ее еще раз.

- Не могу поверить, что ты причинишь зло моему ребенку. Как бы ты ко мне ни относился. Ты сын Энея, а он всегда похвалялся своей добротой.

- Да, я сын Энея, - ответил Асканий, - но ты, кажется, звала его убийцей. Любой скажет, что у меня не такое доброе сердце, как у отца. Если он был убийцей, значит я - киклоп. Нет, я ничего не стану делать с твоей дочерью, я просто позволю ей умереть вдали от дерева. После того, как мои люди и я порезвимся с ней.

Еще тогда, с отцом, он заметил, что Волумна похожа на паука. И сейчас вновь казалось, что она готовится плюнуть в него ядом.

- Мне здесь нравится, мама, - поспешно сказала Помона, - они ко мне очень добры, особенно этот приятный молодой человек, Мелеагр. Я только немного устала. Мне не хватает дерева.

Она больше не казалась такой цветущей, а походила на смоковницу, которую одолели пчелы.

- Хорошо, Меллония получит свободу, - с трудом выговорила Волумна.

Асканий не пытался скрыть своего недоверия, он скорее выставлял его напоказ, как насаженную на пику голову врага.

- Но сохранит ли она ее, если мы вернем Помону? Ты никогда не вызывала у меня доверия, и твое постоянство проявлялось лишь в безрассудной ненависти к мужчинам.

- Даю тебе слово. Клянусь Руминой, Кормящей Матерью, что...

- Твое слово и твоя богиня значат для меня не больше, чем грязь с берегов Тибра. Сейчас лишь твоя дочь имеет значение. Я намерен держать ее, пока не получу доказательств, что твои обещания выполнены. Да, она бледнеет, но вряд ли умрет раньше, чем на третий или четвертый день. Таковы мои намерения. Я буду держать ее во дворце, кормить, ухаживать за ней, обращаться как с гостьей, а не с пленницей, так, как ты видишь сейчас. Тем временем я приведу своих лучших людей - около пятидесяти закаленных воинов - в ваш Зал советов, где ты соберешь дриад - там ты не сможешь напустить на нас пчел, - и расскажешь своим подругам о Дереве, о своей лжи и о фавнах. Не исключено, что, узнав правду, они сочтут нужным выбрать новую королеву. Ту, которая будет обращаться с Меллонией и ее сыном так, как они того заслужили. Если нет, я сам сделаю за них выбор и избавлю Круг дриад от одного старого дерева. Что касается обещаний, которые ты не намерена выполнять, запомни, в отличие от отца, я не буду раскаиваться в том, что уничтожил твое племя. Эней пожалел дриад потому, что Меллония считала их своими подругами. Но только одна Сегета доказала это. Возможно, они сторонились Меллонии лишь из страха перед тобой. Как бы там ни было, двенадцать лет она провела в одиночестве, а с ней вместе и ее сын, мой брат.

- Пусть будет по-твоему, - ответила Волумна. - Я соберу совет за час до сумерек.

Асканий повернулся к Кукушонку и Лавинии:

- Вы позволите королеве дриад покинуть этот зал?

- Ты злая женщина, - сказал Кукушонок. - Помнишь крота, который грыз корни твоего дерева, когда я был маленьким? Это я посадил его туда. Если ты что-нибудь сделаешь с мамой, то это будет уже не крот, а что-нибудь похуже.

Когда Волумна вышла из зала, Лавиния шепнула Асканию:

- Я ей не доверяю. Она будто не видит тебя, даже когда ее глаза широко раскрыты.

- Я знаю, - ответил он, - но я не позволю обмануть себя.

Он ощущал себя не так уверенно, как могло показаться по его прямой осанке и непреклонному выражению лица. Один Кукушонок всегда понимал, что Асканий чувствует на самом деле. Но он не стал подвергать опасности Кукушонка и оставил его в Лавинии, несмотря на настойчивые просьбы взять с собой.

- Стереги Помону, - велел ему Асканий. - Пусть Лавиния даст ей напиток из желудей. Он, конечно, не спасет ее, у Помоны ведь нет отца-человека, как у тебя, но может продлить ее дни, мы вовсе не хотим, чтобы она умерла.

Асканий поставил своих воинов у входа в Зал советов, чтобы они проверяли идущих туда дриад и отбирали у них ядовитые булавки и другое оружие.

В зале его охраняли вооруженные люди - двадцать пять лучших солдат - с мечами и щитами, в наголенниках и кирасах. Но Волумна была хитра, как фавн, и гораздо более коварна. Бесстрастные лица ее подруг тоже не вызывали доверия.

Все же она не стала увиливать от признания и сделала его сухо и кратко, подобно сообщению армейского разведчика: уничтожение ее племени львами; последовавшая вскоре за этим смерть матери; доверие к фавну, который, воспользовавшись ее дружбой, овладел ею; правда о Дереве.

- Я не хотела, чтобы вы узнали эту горькую правду, - сказала она в заключение. - Я хотела оградить вас от нее и от сознания собственного унижения. Я не жду от вас одобрения и прошу лишь не осуждать меня.

Никто не шелохнулся, только тени, отбрасываемые масляными светильниками и тлеющими углями в открытом очаприготовленными для их зажигания, пробегали по комнате. Не слышно было ни единого звука, лишь приглушенное дыхание дриад, на лицах которых невозможно было прочесть, что они думают, и чуть более громкое - смелых, но сейчас оробевших мужчин, не желавших выглядеть трусами в глазах женщин, которые их ненавидели. Асканий не понимал, что выражают лица дриад, эти белые лепестки на фоне непроглядной ночи. Он никогда не умел читать женские лица, даже при ярком солнечном свете. Мужчина может казаться суровым, бесстрашным или грустным. Но ему трудно быть загадочным. Женщина же кажется такой, какой она хочет казаться, и может выбрать для себя загадочность Сивиллы [... загадочность Сивиллы - Сивилла - в греческой мифологии прорицательница, в экстазе предсказывающая будущее. По традиции первой Сивиллой, от которой получали имя остальные, была троянка, дочь Дардана и Несо. Позже возникло представление о двух, четырех и даже десяти Сивиллах. Их называли по месту их обитания. Сивилла покровительствовала бежавшему из Трои Энею; предупредила о грядущих бедствиях, помогла спуститься в Аид и встретиться там с отцом, предсказала великое будущее основанному им городу.].