Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 4

Тварь пахла так же, как хлеб.

Через два часа по возвращении Джерам в скафандровом отсеке перезаряжал баллоны своего скафандра. Таня на мостике прибирала после ужина и не могла слышать их.

— Никак золото отыскал? — Вопрос Преса застал Джерама врасплох.

— Что?

— Ты ведь что-то нашел?

— С чего ты взял?

— Потому что уже два часа у тебя такой же идиотский вид, как у человека, который выиграл в лотерею. Вот я и спрашиваю, это золото?

— Лучше, чем золото! — Впервые за несколько лет его приятно поразило выражение лица Преса.

— Вот черт! Я заинтригован. Ты нашел… что нашел-то? Твердую нефть? Маковый марсианский наркотик? Что, черт возьми?!

— Лучше!

— Лучше? Череп, что ли? Вот подожди, узнает Такигуши…

— Я нашел эмбоса!

— Да говори ты по-английски, черт тебя задери!!!

— Э-м-б-о-с. Марсианин.

В глазах у Преса появился нехороший огонек:

— Знаешь, от кислородного голодания случаются такие штуки…

— Прес, у меня тоже медицинское образование. Я знаю, что я видел.

— Господи, да что же ты видел? Может, объявились конкуренты?

— Нет. Это был самый натуральный марсианин.

— Продолжай.

— Он такого же цвета, как камни. На расстоянии его от них не отличишь…

Таня появилась в дверях рубки:

— Джерам, Такигуши вызывает, требует отчет.

Прес остановил его неожиданным вопросом:

— Ты собираешься говорить об этом шефу?

— Не знаю.

Джерам ненавидел эти отчеты. Ты сидишь перед камерой и разговариваешь с Такигуши, на том же экране во врезках оператор связи и операторы из центра слежения. С запозданием на девять минут тебя слышит Калининград. Надо уложиться в восемнадцать минут. Тогда Земля не успеет закидать тебя вопросами, на которые ты не можешь ответить. Вопросы все равно всегда задают: у Такигуши их полно, а Калининград выдает припасенный накануне.

Первые семнадцать минут все прошло нормально, однако неожиданно Такигуши сказал: «Канал «Б», Джерам», — отрезав, таким образом, Калининград от их разговора:

— Почему ты так долго находился вне корабля?

— Я уронил контейнер с образцами…

— Я знаю, это ты сказал Пресу. Я этому не верю (Джераму начало казаться, что к монитору подключили детектор лжи, да практически роль такого детектора выполнял скафандр, регистрирующий все жизненные показания).

— Вы правы. Я специально потерял контейнер.

— Я внимательно слушаю.

— Мне хотелось прогуляться по местности. Мы слишком загружены работой, даже не видим, что вокруг нас.

Такигуши молчал десять секунд. Джерам слишком устал, чтобы увиливать. Кроме того, ему хотелось с кем-нибудь поделиться своим открытием.

— Я понимаю. В конце концов, это Марс, но не забывай, что Калининград контролирует все мои действия, и я должен знать, что у вас происходит.

— Извините.

— Ты ведь не сам по себе. Тысячи людей вложили свою жизнь в осуществление этой экспедиции, мы все должны отработать доверие. Каждый шаг должен быть записан. — Еще одна пауза. — На обратном пути сможешь подредактировать записи.

— Я не знал об этом.

— Продержись еще пару дней.

Сеанс связи был окончен, а Джерам все сидел с пылающим лицом перед экраном. Очень характерно для Такигуши. Пр ес называл эту его манеру «нет-да-нет»: «он с нами — он с ними — но вы же не против, если за вами немного подглядеть?» Все исключительно ради блага операции. А решишь пожаловаться на него, тебя же и сочтут ненормальным.

Джерам знал, что пока Такигуши ничего не сможет поделать с его «выходкой». Но через два дня, когда «Орел» возвратится на «Фалькон», все будет по-другому. Такигуши не хотел включать его в экспедицию. Разумеется, Джерам был завербован через европейское агентство, так же, как и сотни других. Джерам никогда не мечтал о полетах в космос, никогда не готовил себя к ним, как летчик-испытатель с докторской степенью по астрономии Такигуши, Таня или даже Прес. Он окончил медицинский колледж во Франции и поступил в медицинскую академию Объединенных Наций только потому, что был представителем третьего мира. Он мог просто стать врачом программы ООН — ведь именно ООН финансировала его обучение, или податься в бизнес. Конечно, здесь на корабле он был отчасти незваным гостем. Ему просто повезло… Даже в детстве он никогда не смотрел на звезды — у него не хватало на это сил.

Она сама не знала, почему хранила этот лоскут. Толку от него никакого не было, но почему-то он придавал ей бодрости. Напоминал о ее друге, о ее еще не рожденных детенышах. Теперь они могли бы родиться — но этого, разумеется, не произойдет. Она слишком слаба и голодна. Надо бы уйти от этой сверкающей башни, от той твари. Но она не уходит. Она ждет, когда тварь придет к ней.

На Одиннадцатый день Прес и Таня отправились на Вейнбаум, Джерам оставался у мониторов. Все восемь часов их отсутствия он прослонялся от окна к окну, надеясь заметить хоть какие-то следы марсианина. Ничего в видимом и инфракрасном диапазоне, что неудивительно. Тут бы мог помочь радар-визуализатор, но такой был только на «Фальконе». Но чтобы запрашивать такое, надо было уже совсем обезуметь.

Когда Прес и Таня вернулись, Джерам с трудом подавил вздох разочарования. Разумеется, они ничего не нашли. Оставалась только одна завтрашняя вылазка, да и то вдвое короче обычной — чтобы собрать мусор.

Перед обедом поговорить им не удалось, потому что Прес решил неизвестно с чего сам приготовить пищу. За перезарядкой скафандров Таня тоже не изъявила желания поговорить, только устало улыбнулась.

— Завтра последний день.

— Марс надоел?

— Просто устала.

Он подумал, не рассказать ли ей о марсианине, вряд ли она побежит жаловаться Такигуши…

— Джерам, ты не видел ничего необычного вчера?

— В каком смысле необычного?

— В геологическом. — Таня вынула из камеры на шлеме скафандра диск и вставила его в монитор. На экране картинка развернула панораму, пересекая след «Птицы», назад к «Орлу». Съемка производилась утром, по выезде на Вейнбаум, потому что тени ложились от камеры к модулю. Тут сердце Джерама зашлось в бешеном стуке: в верхнем левом углу экрана он увидел марсианина. Когда же Таня ткнула в нижний правый угол, Джерам смог только хмыкнуть.

— Видишь, какие забавные горные отложения? Тебе кажется, что это — выветривание камней?

— Да, вроде, не очень похоже.

— Видимо, все же нет. Наверно, форма образована сдвигом при землетрясении. Но очень выразительная. Мне ее Прес указал.