Александр Рыжов - Земля Тре

Громкий стон заставил его вспомнить о Косте. Он повернул голову круглую и тяжелую, как медный котел, - и сердце его сжалось. Тала с людоедским урчанием теребил бессильную, обмякшую, как тряпка, руку Косты. Снег вокруг быстро окрашивался в красный цвет и таял, как облитый кипятком сахар.

Глеб раскрыл рот - теперь уже не рот, а пасть! - и издал звук, от которого ему самому стало жутко. Это был не крик человека - это был рев огромного хищного зверя. Он вырвал себя из продавленной в сугробе ямы и только тут понял, что превратился не просто в зверя, а в медведя - в такого же бурого и косматого медведя, как тот, что на его глазах уродовал Косту.

Осознав это, Глеб почувствовал внезапную легкость. Зубы, едва умещавшиеся в пасти, неуклюжие лапы - все это могло стать оружием пострашнее меча и рогатины. Глеб ощутил, как в него с каждым ударом медвежьего сердца вливается та сила, та ловкость, то умение, которые настоящий лесной детеныш впитывает с молоком матери-медведицы. Он набрал воздух в исполинские легкие и зарычал, и от этого рыка в груди проснулось истинно животное ликование. Он толкнул лапой заиндевелую березу, и она с треском повалилась в снег. Толкнул другую, третью - они ломались, как тростинки. Забыв обо всем, Глеб размахивал лапами, разбрасывал зернистый снег и шалел от дикого восторга.

Сильный тумак вернул его к действительности. Он протер засыпанные снежной крошкой глаза и увидел Талу. Упоение собственной мощью разом улетучилось. Тала грозно зарычал и влепил противнику здоровенную затрещину. От такого удара любой, даже самый крепкий человек покатился бы со сломанной шеей, но для ставшего медведем Глеба это был лишь вызов на поединок. Он выбросил вперед обе лапы и повалил Талу на снег. Они сдавили друг друга, и под их огромными телами, слившимися воедино, затрещали кусты и деревья. Гигантский ком покатился к берлоге, потом обратно, потом закрутился на месте, ввинчиваясь в снег. Тала зубами поймал Глеба за ухо, стиснул могучие челюсти, и Глеб понял, что боль одинакова как для человека, так и для зверя. Из его груди вырвался полурык-полухрип, он одной лапой отпихнул Талу от себя, а другой ударил его наотмашь по окровавленной морде. Вряд ли эти движения были осознанными, но если б не они...

Тала, получив тяжелую оплеуху, на мгновение опешил, и Глеб, захваченный все тем же неосознанным порывом, схватил его зубами за горло. Что-то захрустело, словно ломались тонкие рыбьи кости. Глеб ощутил во рту горько-соленый привкус, от которого его едва не стошнило. На голову и спину посыпался град неистовых ударов, но он зажмурился и продолжал сжимать покрытый бархатистой шерстью кадык. Тала отчаянно вырывался, тянул его то вправо, то влево, но силы, а вместе с ними и жизнь, покидали его - он слабел с каждой секундой и в конце концов затих. Глеб сжимал челюсти до тех пор, пока громадное тело Талы не перестало вздрагивать, потом медленно расцепил зубы, окунул голову в чистый сугроб и стал жадно глотать снег.

Куда-то исчезло все - и мысли, и чувства. В душе - медвежьей? человечьей? - возникла гулкая пустота. Глеб глотал рассыпчатые комья, вгрызаясь все глубже и глубже, и опомнился только тогда, когда в нос больно ударила освобожденная из снежного плена ветка можжевельника.

Над истоптанной и забрызганной кровью поляной стояла тишина. В середине лежал мертвый Тала - на него плавно опускались снежинки, покрывая шерсть сединой. Поодаль лежал вдавленный в снег Коста, вокруг которого расплывалось большое красное пятно.

Глеб вскочил. Забыв, что вместо ног у него короткие кривые лапы, хотел шагнуть вперед, но пошатнулся и рухнул на спину. Взрывая лапами снег, подобрался к Косте. Тот лежал неподвижно, раскинув в стороны руки, из которых страшными клыками Талы были вырваны клочья мяса. На развороченной груди пузырилась алая пленка.

Глеб протянул когтистую лапу, чтобы шевельнуть казавшееся мертвым тело, но сообразил, что может покалечить его еще больше. Надо было срочно принимать прежний облик - но как? "Если встретите Талу, обойдите три раза вокруг берлоги... три раза..." Раздувая бока, Глеб побежал по цепочке собственных следов. Вот он - сугроб с черной дырой. Куда - вправо? влево? Когда превращался в медведя, заворачивал направо, теперь, должно быть, наоборот...

Передние лапы подогнулись, и он меховым шаром покатился вокруг берлоги. Кругов не считал - почувствовал только, как невидимые молотобойцы опять взялись обрабатывать спину, плечи, голову. Привалившись к сосне, закрыл глаза и открыл их лишь тогда, когда понял, что обратное-превращение совершилось.

В горле и желудке жгло от проглоченного снега. Болело прокушенное Талой ухо, ныли ребра. Глеб схватился рукой - рукой! - за сосновую ветку и, не чувствуя уколов хвои, поднялся на ноги - на ноги! Удивительное дело - после нескольких минут, проведенных в медвежьей шкуре, человечье тело показалось тесным, будто влез в сшитый не по размеру кафтан. Постоял, приходя в себя. Обвел поляну рассеянным взглядом и сразу забыл о чудесах.

- Коста!

Коста казался бездыханным. Глеб растопил в руке комок снега и провел ладонью по его лицу.

- Ты жив?

Коста открыл глаза. Взгляд его был на удивление ясным. Он увидел склонившегося Глеба и прошептал:

- Медведь... где?..

- Убит!

- Шкуру... с него... сними...

- Что? - Глеб подумал, что ослышался.

- Говорю, шкуру... сними... быстрее...

Глеб вспомнил: старые охотники говорили, что нет лучшего лекарства от ран, чем медвежий жир.

- Сейчас! Ты только не... Сейчас!

Глеб, спотыкаясь, подбежал к запорошенной снегом туше и полоснул по ней ножом. Ради Косты он готов был еще раз обернуться медведем и содрать шкуру с самого себя. Олени Элльма как вкопанные стояли на краю поляны и переводили сверкающие глаза с Глеба на Косту, с Косты на Глеба...

- Готово!

Глеб расстелил на снегу сочащуюся кровью и жиром шкуру, помог Косте лечь на нее.

- Накрой, - попросил Коста.

Глеб накрыл его свободным краем, укутал, как ребенка - от подбородка до пяток.

- Плотнее... Еще чуть-чуть. Вот теперь хорошо. Коста в изнеможении уронил голову. Глеб поспешно подложил под нее шапку и койбицы. Шкура была большая - в нее можно было завернуть двоих, а то и троих.

- Лежи. Все будет хорошо...

Глебу очень хотелось верить в свои слова, но по опыту он знал, что такие раны затягиваются не скоро. Если вообще затягиваются.

- Зверя... сам убил? - спросил Коста.

- Сам, - ответил Глеб и тут же подумал: сам ли?

- Здоровый... Я таких не встречал.

Глеб в нескольких словах описал ему битву с Талой и свои превращения.

- Как в сказке, - проговорил Коста и зашевелился под толстой шкурой.

- Лежи спокойно, - сказал Глеб. - После поговорим. Коста замолчал, но через какое-то время снова заворочался, а на его переносице блеснула капля пота.