Георгий Гуревич - Древо тем. Книга замыслов

4. РОМАН В ДЕСЯТИ БИОГРАФИЯХ

И получится у меня роман со множеством главных героев, сменяющих друг друга. Этапы открытия — звенья цепи — эстафета гениев.

Эстафета! Цепь! Звенья цепи! На десять звеньев-этапов разбил я всю историю. Можно и больше, можно и меньше. Не в числе суть. Суть в том, что Москва не сразу строилась, и не один Юрий Долгорукий запланировал всю ее — от Боровицких ворот до кольцевой автострады.

Этап 1. Зарождение идеи.

В самом начале его — мечта. Естественно: главный герой — мечтатель. И естественно, он — зачинатель — далеко опережает свою эпоху. Заводит разговор об управлении временем раньше, чем Нужно, и гораздо раньше, чем Можно. Подумавши, с чистой совестью и с тяжелым сердцем, решил поселить я его в царской России. С «чистой совестью» потому, что талантов было не занимать в России. Вот и мой Иван Аникеев — талантливый самородок из глубинки, такой, как Ломоносов, Кулибин, Черепановы, Циолковский. А с «тяжелым сердцем» потому, что грустна была судьба этих самородков. Жили в стране с передовой научной мыслью и отсталой промышленностью. Отсталая промышленность удовлетворялась западными изобретениями, сама собой толкала передовую мысль на теоретизирование. И обречен был Аникеев на писание ходатайств о ссудах, на которые накладывались резолюции: «Отказать», «В архив», в лучшем случае: «Подготовить справку о состоянии исследований в Европе». Был обречен на писание статей о перспективах управления временем; в них изложено почти все, с чем столкнутся герои следующих ступеней. Мысленно, в уме Аникеев сконструирует схему развития темпоротехники на три столетия вперед. И триста лет, разбираясь в пожелтевших страницах, историки будут спорить, могли или не могли дойти статьи Аникеева до Жерома, Фраскатти и Яккерта. Это я называю фамилии героев следующих этапов.

Этап 2. Факты.

И герой, конечно, собиратель фактов, — парижский библиотекарь и библиофил Жером.

Полная противоположность Аникееву. У того — скудость книг, почтение к книге, долгие размышления над каждой строчкой. У Жерома — бумажное море, не вчитывание, просмотр. Листая том за томом, переплывая потоки книг, цитирующих и пересказывающих друг друга, Жером с трудом вылавливает один факт на триста страниц, одно самостоятельное суждение, хорошо еще, если самостоятельное.

И он решает собирать факты. Выписывает их, составляет картотеку. Тысяча, десять, сто тысяч карточек. Вот уже и карточек горы, нужен каталог, система к каталогу. Жером составляет системные таблицы, они напоминают менделеевскую. На таблицах видны границы знания, бросаются в глаза пробелы, каждое белое пятно — тема будущих открытий. Между прочим, получается возможность управления временем: и замедление, и ускорение.

Жером показывал эти таблицы, но не публиковал. Медлил. Ему нравилось копаться в книгах, коллекционировать факты… укладывать «в сундук, еще не полный…». И неохота было вступать в бой с академической наукой, глаза колоть упущенными открытиями.

А потом в Париж пришли гитлеровцы… Жером оказался в концлагере… а картотека пропала. Может быть, ее увезли, а может — сожгли. Столько людей гибло, где там карточкам уцелеть!

Этап 3. Формулы.

Герой его, само собой разумеется, математик. Фраскатти — итальянец. Это уже третье поколение, он моложе Аникеева лет на сорок и Жерома — на двадцать.

Милый юноша, с юных лет гениальный, мягкий, добрый, музыкальный, совсем невоинственный. Возможно, он бежал в математику от тревог беспокойно-сварливого мира. Чистая абстракция, нечто надежное, достоверное, доказуемое.

Фраскатти занимался абстрактными мнимыми числами… и додумался до мнимых скоростей. И вывел формулы ускорения времени. И опубликовал их.

Этот отважный шаг не доставил ему никаких житейских неприятностей. Аникеев напрасно стучался в запертую дверь, Жером воздержался от стука, чтобы сохранить покой. Но математика в середине XX века была в почете, все говорили, что наука начинается с числа… нередко и кончалась числом. И парадоксальные формулы молодого Фраскатти были приняты легко… легко и не всерьез, как некая условность, игра ума. Нечто подобное произошло с Коперником. Сначала церковники не очень возражали против гелиоцентрической системы, объявив ее удобным приемом для расчета пасхальных праздников. Забеспокоились позже, когда невежливые люди вроде Джордано Бруно сделали антибиблейские выводы.

Но Фраскатти не настаивал на выводах. Его удовлетворяла чистая игра ума. От мнимых чисел он перешел к разнонаправленному времени, неравномерному, квадратному, кубическому… Наполнял специальные журналы парадоксами и никого не задевал: ни физиков, ни техников.

Зато позже слава основателя темпорологии досталась ему. Записки Аникеева желтели в архивах, графики и картотеки Жерома сгорели… а формулы Фраскатти были налицо. И о них вспомнили, когда темпорология победила.

Этап 4 Споры.

Но прежде чем победить, нужно было сразиться. Сражение вел боец: талантливый полемист Людвиг Яккерт, австрийский физик и философ.

Он был бойцом по натуре и начал жизнь как боец-антифашист. Провел несколько лет в концлагере, лежал на одних нарах с французом Жеромом. От него узнал факты, позже, будучи студентом, познакомился с формулами Фраскатти. Остался один шаг: соединить факты с формулами и сделать логический вывод. Яккерт сделал вывод: временем ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МОЖНО управлять.

Слово «действительно» вызвало сопротивление. Оно возмутило физиков и философов, профессоров, доцентов и ассистентов, столько лет учивших, что время от человека не зависит.

Особенно раздражало коллег то, что Яккерт вступал с ними в дискуссии перед непосвященными, не только опровергал, но и высмеивал, уличал в невежестве и недомыслии. Яккерт был резок, его называли скандалистом; упрекали в неуживчивости и выживали; травили и объявляли интриганом. Его обвиняли в пустословии и настойчиво требовали убедительных опытов, хотя у его противников не было опытов, доказывающих, что время нельзя изменить. Но так уж принято в науке: старое принимается на веру по традиции, новое полагается доказывать.

Яккерт кончил грустно: самоубийство. Покончил с собой, когда на него ополчились молодые ученые. Человек, не признанный современниками, естественно, надеется на будущее поколение. Но молодежь отнюдь не всегда прогрессивна (ведь и Гитлер, и Мао опирались на молодежь). В ту пору было модно обвинять науку во всех бедах, порочить разум, логику, причинность, закономерность, превозносить интуицию, подсознательное, случайное, неопределенное. Яккерт строил логические конструкции, его объявили старомодным. «Старомодный борец за ненужное!»