Альфред Вогт - И вечный бой…

Стоя немного неуклюже, он рассуждал:

«Мое внимание к трудному положению Судлил привлекли в тот момент для того, чтобы занять меня на то время, пока корабль не упадет на землю… Что и произойдет теперь через несколько дюжин секунд… Ловко придумано».

Его тело ощутило тепло. Лицо стало горячим, глаза напряглись и горели, зубы были крепко сжаты. Он думал:

«Член комитета, действительно, еще здесь, прячется за изображением Судлил».

Остается только одно. И – он потребовал всю правду.

Снова, казалось, все случилось мгновенно, но прошло несколько секунд. И в течение всего этого времени сила его требования продолжала взаимодействовать с членом комитета и с образом, который он старался сохранить.

Вдруг лицо Судлил затуманилось. Снова возникло чувство расстояния – Модьун даже почувствовал, как она отдаляется от него.

Она ушла. Где она была с ее странной просьбой о помощи?..

Пустота.

В большом театральном зале огни вспыхнули и снова включились. Одновременно возникло ощущение, как в останавливающемся лифте. Остановка напоминала прыжок с десяти или пятнадцати футов. Падение на глинистую отмель. У Модьуна перехватило дыхание. Его колени подогнулись, и он неловко упал на пол.

«Лифт» снова включился. Скорость имела импульс свободного падения и удерживала Модьуна прижатым к полу. Пока он лежал, мгновенно став беспомощным, он обдумывал, что случилось. Чтобы избежать выполнения требования Модьуна, член комитета должен был отступить. Отказаться от того, что он делал. Отсечь черную дыру.

Итак, что-то происходило.

Подъемная система большого корабля автоматически восстанавливала прежнюю связь с планетой под ним. Напряжение было ужасным. Конструкции корабля стонали. Каждая молекула изменялась, теоретически одинаково, но, на самом деле, между различными элементами существовали незначительные различия. Полы скрипели, стены сотрясались, все немного изгибалось и поворачивалось.

К несчастью, то, что происходило, слабо напоминало реальную опасность. Черная дыра была в непосредственной близости от планеты. Там она пыталась восстановить свое равновесие. Когда это, наконец, обернется против макрокосмоса, то произойдут невероятно сильные возмущения.

Модьун поднялся на ноги, как только смог. Он увидел, что генерал Дуэр тоже пытается восстановить равновесие. Быстро. Смело. Но первые слова Ганианина оказались глупыми. Он сказал:

– Я знаю, вы не обрушите корабль на свою армию внизу.

Неподходящий момент, чтобы объяснять полевому командиру его ошибку.

Модьун сказал:

– Свяжите меня с вашим главным начальником.

Он потребовал мгновенного согласия.

Менее, чем через полминуты другой Ганианин с суровым лицом, изображение которого мгновенно появилось на экране, слушал, как Модьун рассказывал историю Зувгайтов, о намерениях комитета захватить галактику и пытался описать гравитационный вихрь, который был черной дырой.

Последним советом Модьуна было: «Передайте предупреждение по радио всему миру. Скажите, чтобы ваши люди забрались под прочные укрепленные объекты, например, под дома с бетонными фундаментами, заделанными в почву. Под полом закрепите матрацы или что-нибудь мягкое, чтобы, когда внезапно придет разрушительная, направленная вверх сила гравитации, людей прижало к матрацам. Так как время в черной дыре течет очень медленно, то первая реакция, вероятно, не наступит еще несколько часов.

Он закончил связь требованием общего согласия.

Сработает ли какой-нибудь метод защиты? Модьун не был уверен. Он предвидел вероятность того, что твердые куски Гании разлетятся по всему космосу.

Действительно, перспективы для Ганиан были ужасными, о чем Модьун и сказал генералу Дуэру:

– Я думаю, что ваши войска должны остаться на борту, и, если возможно, возьмите сюда такое же количество женщин-ганианок. Но сейчас проводите меня с вашей территории туда, откуда я смогу установить связь с пунктом управления кораблем. Я чувствую, что они отделились от этой части корабля.

Когда это произошло, он не стал дожидаться, чтобы попасть к передающему устройству. Вместо этого, двигаясь по коридору, он включил систему восприятия и, таким образом, обнаружил Нунули.

Включил передачу мысли. И снова согласие.

– … пусть войска поднимутся на борт. Поднимайтесь медленно и удерживайте позицию в сотне миль над армией. Передайте по кораблю предупреждение, что мы можем подвергнуться влиянию различных гравитационных сил, направленных вверх. Каждый должен спать, привязанный ремнями.

Это было все, что он мог сделать.

Модьун вернулся в каюту. Теперь его мучило чувство вины.

«Разве раньше я когда-нибудь нарушал тайну мысли других существ?»

Он спал беспокойно с этим чувством вины.

Модьуна разбудил глухой звук, и он испугался. Звук доносился через стены его каюты, снаружи, из коридора. У Модьуна промелькнула мысль:

«Где был Нунули, когда я обнаружил его, чтобы отдать ему эти приказы?»

Он вспомнил, что это было не обычное место обитания Нунули. Конечно, как обычно, Модьун не склонен был подглядывать за действиями другой личности, кроме тех случаев, когда это было абсолютно необходимо для его целей.

«Но я должен помнить, что все это (то, что случилось) было сделано из-за меня. Из-за меня, Модьуна, землянина, Зувгайты пытались уничтожить корабль».

Когда эта мысль сформировалась, Модьун встал с кровати. Он помнил, что уже разрабатывается другой план его уничтожения. Пока он обдумал смысл этого, он полностью оделся.

Модьун открыл дверь.

Его встретил сумасшедший дом.

По крайней мере, таким было первое впечатление. Звуками сумасшедшего дома были непрерывный рев голосов и непрерывный топот ног.

Зрелище? Коридор был забит грязными людьми-животными, которые держали мешки и электрические ружья.

Здесь стоял запах (по-видимому, Ганианской) грязи, смешанной с запахами неземной растительной жизни. Каждый из людей-животных, очевидно, провел часть времени, лежа на траве, на листьях и кустах, и испачкал одежду. А теперь она воняла.

Когда Модьун смотрел на эту живую реку из вернувшихся солдат, он ощущал удовлетворение, которое переполняло его тело: может быть, в таком вмешательстве, в самом деле, нет ничего плохого. Такими были его мысли.

Но он еще помнил, как раньше пытался пройти вперед по этому коридору: как трудно было продвигаться ему и Нунули, борясь против такого же потока людей-животных.

«Хочу ли я, действительно, чтобы меня снова втянули в это?»

Тысячелетия невмешательства человека в дела земные говорили ему «нет». Но внутри у него возникло новое сильное чувство; особая горячая решимость, которая происходила из убеждения, что он должен, по крайней мере, побеседовать с комитетом прежде, чем принимать решение о своем будущем. Это чувство гнало его вперед.