Григорий Адамов - Победители недр (Первое изд. 1937 г.)

Было тихо. Малевская в одиночестве работала у крана образцов, проверяла киноснимки, делала сложные и кропотливые анализы на газ. Незаметно текло время, заполненное непрерывной работой. Спокойно работали моторы внизу и вверху, с ровным, умиротворяющим гудением. Изредка Малевская спускалась в буровую камеру, чтобы взять снимки из нижнего киноаппарата, и каждый раз чувствовала себя там очень нехорошо. Кружилась голова, подступала тошнота, ее охватывал жар, и, лишь отдышавшись в каюте, она могла вновь приниматься за работу.

«Что со мной? — спрашивала она себя, вернувшись после своего последнего спуска и с трудом добираясь до стула. — Уж не заболела ли я?»

С невольным содроганием вспомнила она через четверть часа, что нужно опять спуститься вниз за новым снимком.

Эта лестница!.. Даже смешно подумать: у нее, квалифицированной альпинистки, эта крохотная лесенка вызывает сердцебиение! И все же надо итти. Распоряжение Мареева должно быть выполнено.

Ей жарко, лоб покрывается потом, охватывает слабость. Малевская пересиливает себя, медленно подходит к люку и начинает спускаться в буровую камеру.

Жар делается все сильней, кровь бьется в голове и наполняет ее гулким шумом. Мысли путаются, перебивают одна другую.

«Неужели я больна? Отчего?.. Что случилось?.. Отравление?..»

Опять тошнота, шум в ушах... Малевская с трудом опустилась на колени возле нижнего киноаппарата. Она нажала кнопку. В руку соскользнул киноснимок. Надо встать, но нет сил. От страшной слабости размякли все мышцы, все тело. Голова кружится, оглушительный звон наполняет ее, разрывает череп на части.

Встать!.. Встать!.. Наверх... Смениться...

С невероятным усилием воли, держась за штанговый аппарат, Малевская выпрямляется. К лестнице! Шаг... еще шаг... И вдруг все закружилось, поплыло в сторону, вниз... Промелькнул термометр на стене, и резнуло в глаза: сорок шесть градусов выше нуля! Страшная догадка пронеслась в мозгу. Она крикнула, как ей показалось, изо всех сил:

— Никита!..

Черный занавес спустился перед глазами, колени подогнулись, и, задев столик, Малевская упала ничком на пол. С жалобным звоном покатилась со стола колба, и вновь наступила тишина, наполненная ровным, певучим гудением моторов...

... Сон Мареева становился все беспокойнее. Одолевала жара. Мареев ворочался в своем гамаке, задыхался, обливался потом. Сквозь тяжелую дремоту ему послышался какой-то неясный шум, стон, звон разбитого стекла. Он попробовал встать, но тяжелые веки не поднимались, голова не могла оторваться от подушки.

Вдруг высокий, тонкий, как свист, звук сирены врезался в мозг. В одно мгновение Мареев очутился на полу и, покачнувшись, едва удержался на ногах.

«Какая жара!» пронеслось у него в голове.

От резкого свиста сигнализатора аппарата климатизации он быстро очнулся.

«Углекислота!» подумал он и крикнул:

— Нина!..

Лишь сонное бормотанье Брускова донеслось до него с противоположной стороны каюты.

Мареев бросился к люку в буровую камеру и через открытое отверстие увидел Малевскую, лежащую на полу у лестницы, лицом вниз, с раскинутыми руками.

— Вставать! — громко крикнул он. — Михаил, Володя!.. Надеть маски!.. Газы проникли в снаряд!

Быстро натянув свою маску, он бросился вниз и поднял Малевскую. С трудом, шатаясь, он поднялся с ней по лестнице в каюту, захлопнув за собой крышку люка. Брусков и Володя, красные, потные, еще сонные, натягивали маски.

Мареев уже взбирался со своей ношей по лестнице в верхнюю камеру снаряда. По дороге он приглушенно сквозь маску крикнул Брускову:

— Открой запасные поглотители углерода в каюте! Особенно в буровой камере! Володя, за мной!

В верхней камере он положил бледную, бесчувственную Малевскую на ящики с припасами.

— Закрой люк! — приказал он поднявшемуся следом за ним Володе. — Открой запасные поглотители углерода!

Пока Володя дрожащими руками торопливо открывал один за другим висевшие на стенах три зеленых ящичка с едким натрием, Мареев, сорвав со стены кислородную маску, надел ее на лицо Малевской. Затем он проделал несколько приемов искусственного дыхания и прислушался.

Малевская лежала неподвижно, не подавая признаков жизни. Острая боль сжала сердце Мареева.

— Неужели поздно?.. Неужели поздно?.. Не может быть! Нет... нет...

С энергией отчаяния он вновь принялся делать Малевской искусственное дыхание. Володя стоял возле него, и под уродливой маской по его лицу текли крупные слезы.

Задыхаясь от напряжения, Мареев крикнул Володе:

— Ступай вниз! Скажи Брускову, чтобы он тщательно осмотрел обшивку нижней камеры. Газ появился и начал скопляться именно там. Скорее! Проверь свою маску!

Володя, кивнув головой, кинулся к люку и через секунду, бросив отчаянный взгляд на безжизненную, неподвижную Малевскую, исчез под люковой крышкой.

В шаровой каюте свист сигнализатора утихал. В нижней камере Володя застал Брускова, занятого установкой новых поглотителей, и передал ему распоряжение Мареева.

— Что с Ниной? — быстро спросил Брусков.

У Володи задрожали губы, глаза опять наполнились слезами. Он ничего не ответил, опустил голову на перила лестницы, и его тело задрожало в беззвучном рыдании.

Брусков с минуту постоял, словно оглушенный, потом, сорвавшись с места, бросился в каюту. Через минуту он вернулся с лупой в руке. Он начал внимательно осматривать каждый квадратный сантиметр пола и стен. Пол камеры, места соединения с ним штангового аппарата и киноаппарата были вне подозрений. Брусков подымался все выше, систематически, сантиметр за сантиметром, обходя по окружности круглые стены камеры.

Володя пристально следил за работой Брускова.

«Если в камере не только газы, — подумал он, — но и такая страшная жара, то место проникновения раскаленных газов должно быть особенно горячим...»

И он стал двигаться навстречу Брускову, вдоль стен камеры, водя по ним рукой. Брусков одобрительно кивнул ему при встрече: он понял его мысль. Внезапно Володя с криком отдернул руку от стены.

— Здесь!.. Здесь!.. — кричал он, корчась от боли и зажимая подмышкой сильно обожженную ладонь.

Брусков бросился к нему.

— Вот тут, вот... вот... — указывал Володя здоровой рукой.

Брусков через лупу рассмотрел в металлической стене на высоте около метра едва заметную, тонкую извилистую трещину. Приблизив к ней ухо, он услышал тихое шипение.

— Живо наверх! — крикнул он Володе, и оба помчались по лестнице в шаровую каюту. Сирена сигнализатора здесь уже замолчала. — Долой маску!

Он снял с себя маску, Володя последовал его примеру.