Брайан Герберт - Дюна: Дом Коррино

Где-то сбоку он заметил лаборантов, которые, перешептываясь, наблюдали за начальником своими маленькими темными глазками. Некоторые хотели было ускользнуть, но он заметил это и крикнул:

— Вернитесь немедленно!

Люди заметили огонек сумасшествия в глазах Аджидики, но подчинились приказу и вернулись. Каждая новая мысль казалась Аджидике откровением. Вот этих двух ученых надо использовать на другом поприще. Как он не замечал этого раньше? Он вспомнил самые мелкие свои действия в прошлом, он воспринимал теперь мельчайшие раздражители, которые раньше ускользали от его внимания. Теперь каждая мелочь что-то значила. Поразительно!

Впервые в жизни глаза Аджидики были действительно открыты. Разум мог фиксировать и хронометрировать любое событие, которое он видел, он вспомнил каждое слово, которое каждый из этих людей когда-либо произносил в его присутствии. Вся информация в полном порядке выстроилась в его мозгу, как в процессоре компьютера пребутлерианских времен.

Шлюзы открылись, в мозг продолжала поступать информация о каждом человеке, которого когда-либо встречал на своем пути Аджидика. Он помнил все! Но как такое могло произойти? Это аджидамаль!

Как молния, просветляя разум, сверкнул стих из буддисламического кредо: для того чтобы достигнуть с’тори, не нужно понимание. С’тори существует вне слов, вне имени. Все произошло мгновенно, в секунду космического времени.

Аджидика перестал замечать запах желчи и ее вкус во рту; это был физический план бытия, а он переместился на более высокий уровень сознания. Большая доза искусственной пряности открыла перед ним новые области его собственного сознания.

В ослепительном новом видении он мог прозреть путь своего вечного спасения, милость Бога. Теперь он больше, чем когда-либо раньше, был убежден, что должен повести Бене Тлейлакс к святой славе — по крайней мере тех, кто достоин спасения. Все, кто думает иначе, должны умереть.

— Мастер Аджидика, — произнес дрожащий голос. — Вы хорошо себя чувствуете?

Открыв глаза, Аджидика увидел, что вокруг него сгрудились ассистенты, в глазах которых было выражение озабоченности, смешанной со страхом. Только один человек нашел в себе мужество заговорить с ним. Пользуясь своими новыми возможностями, Аджидика посмотрел на этого человека. Он знал, что этому ассистенту можно доверять и что он будет верой и правдой служить новому режиму.

Аджидика поднялся на ноги, все еще держа в руке осколок подноса с куском засохшей желчи.

— Ты — Блин, третий ассистент-оператор у чана номер пятьдесят семь.

— Это так, мастер. Скажите, вам не нужна медицинская помощь?

— Мы должны делать божье дело, — парировал Аджидика. Блин поклонился.

— Меня учили этому с раннего детства.

Парень выглядел растерянным, но по языку его тела Аджидика понял, что он искренне стремится угодить старшему. Обнажив в улыбке мелкие острые зубы, Аджидика сказал:

— С этого момента вы — заместитель начальника лаборатории. Докладывать будете только лично мне.

В темных глазах Блина мелькнуло удивление. Он расправил плечи.

— Я готов служить вам в любом качестве, сэр.

Услышав, как один из ученых тихо выразил свое недовольство таким решением, Аджидика резко обернулся и бросил в лицо недовольному кусок желчи.

— Ты, иди и вычисти мой кабинет и замени все, что там сломано и разбито. Даю тебе четыре часа. Если не справишься то я поручу Блину проследить, чтобы из тебя сделали первый мужской аксолотлевый чан.

Охваченный ужасом ассистент пулей помчался в кабинет.

Аджидика улыбнулся Мираль Алехем, неподвижной груде отвратительной обнаженной плоти, сложенной в похожий на гроб контейнер. Несмотря на свои возросшие способности, Аджидика все же не мог до конца понять, действительно ли шпионка Бене Гессерит пыталась его отравить: ведь ее сознание и подсознание были практически уничтожены. Казалось, что она совершенно не реагирует на окружающее.

Теперь Аджидика точно знал, что Бог призрел его, могучее Его присутствие поведет Аджидику по пути Великой Веры — по единственной тропе Истины. Теперь он полностью уверился в своем высоком предназначении.

Несмотря на боль, которую ему пришлось испытать, передозировка оказалась воистину благословенной.

~ ~ ~

Невозможно отделить политику от меланжи. Рука об руку идут они по всей истории империи.

Взволнованный разведчик Сиетча Красной Стены вызвал Лиета Кинеса на наблюдательный пункт, скрытый в вершине скалистой гряды. Ежеминутно рискуя сорваться вниз, Лиет начал карабкаться по отвесной стене, цепляясь пальцами за едва заметные трещины. Вскоре он выбрался на смотровую площадку. Знойный воздух отдавал перегоревшим порохом.

— Я вижу человека, который приближается к сиетчу, несмотря на жару.

Разведчик оказался улыбчивым подростком со слабым детским подбородком и выражением готовности на лице.

— Он идет один, — добавил мальчик. Заинтригованный Лиет начал всматриваться в точку, на которую указывал худощавый юноша. Прихотливо извивающиеся струи раскаленного воздуха сверкающим маревом поднимались к небу от черно-красной лавы утесов, вал которых, как крепостная стена, вырастал из дюн.

— Я вызвал еще Стилгара. — Разведчик был полон предвкушения.

— Это хорошо. У Стила очень острый глаз.

Лиет инстинктивно вставил в ноздри затычки. Недавно у него появился новый костюм, вместо старого, безнадежно испорченного слугами императора.

Он прикрыл ладонью глаза от нестерпимого сияния лимонно-желтого неба и пристально всмотрелся в волнующийся океан песка.

— Удивительно, что Шаи-Хулуд до сих пор не поглотил его. Кинес разглядел у горизонта маленькое пятнышко размером не больше мелкого насекомого.

— Одиночка в пустыне — все равно что мертвец, — глубокомысленно произнес он.

— Может быть, это просто глупец, Лиет, но он до сих пор жив.

Кинес обернулся на голос и увидел Стилгара, выбиравшегося из расщелины на площадку наблюдательного пункта. Этот похожий на хищного орла человек умел передвигаться по скалам с неподражаемой грацией, но совершенно бесшумно.

— Мы поможем ему или убьем? — В высоком голосе мальчика не было никаких эмоций. Разведчик явно хотел понравиться этим двум великим людям. — Мы можем взять для племени его воду.

Стилгар протянул жилистую руку, и мальчик передал ему старый бинокль, принадлежавший некогда планетологу Пардоту Кинесу. Лиет подозревал, что одинокий путник мог оказаться заблудившимся солдатом Харконнена, изгнанным деревенским жителем или просто идиотом — старателем-одиночкой.