Александр Казанцев - Спустя тысячелетие. Лунная дорога

Они приговаривают нас, но судят вас — пресыщенных, безответственных. Вас я хотела бы сейчас увидеть рядом с собой.

— Вот, Жрец, а ты не уметь так сказать! — обернулся вождь к Жрецу.

— Я первая уйду из жизни, но никто не услышит от меня ни стона, хотя Федя и не успел обезболить меня. Я перетерплю любые страдания без единого звука, как перенес мучения от изуверов на другой планете отец мой, командир Крылов.

— Такой слово… Можно и помиловать, — вдруг заявил Урун-Бурун.

Вождь, великий вождь, не иди против Божества! — взвизгнул Жрец, словно ему наступили на любимую мозоль. — Отомсти предкам!

— Ладно, — махнул рукой вождь, — пусть начинать твой свежеватель.

— Раздеть ее, — приказал Жрец стражам. Стражи бросились было к Наде, но она остановила их горящим взглядом.

— Не прикасайтесь. Я сделаю все сама! Пусть только мужчины в толпе отвернутся.

Майда перевела, вызвав в толпе взрыв хохота. Стражи все же подошли к Наде, чтобы развязать ей, пока единственной, руки и ноги.

— Я протестую, — послышался голос Васи Галлея. — Люди могут отвечать только за собственные поступки, а не за преступления тех, кто жил когда-то рядом с ними!

Вязов приподнялся на локте и гулким своим басом произнес:

— А не казнить ли вам Жреца и стражей, которые прикасались к нам, якобы преступникам?

После перевода этой реплики снова хохот прокатился по толпе, где, видно, не так уж любили Жреца и стражей.

Федоров тоже сказал свое прощальное слово, но на него уже натянули холщовый мешок и слов его не было слышно.

Бережной снова рявкнул:

— Да, мы виновны, мы жили в преступное время. Но пусть за это нас убьют. Мучить себя не дадим. Сидеть всем скорчившись.

Презрительно отведя рукой угрожавших ей стражей, Надя сама освободилась от серебристого космического скафандра, который совсем в другом месте послужил ей рыцарскими доспехами, познавшими даже жар костра. Теперь они легли сверкающей грудой у ее босых ног.

Ах, если бы ее дельтаплан взмыл вдруг из заплечного ранца скафандра и, как прежде, поднял ее в воздух! Но дельтаплан остался на другой планете, а его место в скафандре занял крохотный Никитенок!

И, раздеваясь донага, она думала только о Никитенке. Удастся ли Эльме и Анду с помощью Майды защитить его?

Она заставила себя не замечать множества глаз, устремленных на ее обнаженное тело, покрывшееся непроизвольно, несмотря на жару, «гусиной кожей». Женский стыд заставил ее укрыться волной огненных волос. В таком виде, униженная, но гордая, стояла она перед бесстыдно усмехающимися бородачами, вожделеющими юнцами, жалостливыми женщинами.

— До чего же, да-да, беленькая! — послышался женский голос.

Кто-то цинично пощелкал языком.

Надя с негодованием отвернулась.

Перед нею уже стоял маленький человечек с приподнятыми как бы в удивлении плечами, гадкой улыбкой на сморщенном лице и острым, поблескивающим на солнце ножом в руке. Он многозначительно потрогал пальцем его отточенное лезвие и еще раз издевательски осведомился, не боится ли она щекотки — ему надо начинать со ступней ног!

— Полосками, полосками! Да-да, шкуру сдирай! Взвоет, запищит. Да-да, как крыса! И долго-долго! — послышалось из толпы.

Жрец счел нужным разъяснить собравшимся, что портить кожу излишними надрезами нельзя, иначе не набьешь ее синей травой, чтобы получить похожие чучела, которыми успеют, вроде как на самих себя, полюбоваться подыхающие предки, припомнив о страданиях, причиненных своим потомкам.

Гадкие смешки поощрили и Жреца, и палача.

Гнидд, вдохновленный ими, готовился приступить к своей кровавой работе и усаживал на ноги поваленной на мрамор Нади своих жрецов-пособников.

— Дрыгаться. Нет-нет! — деловито напутствовал он их.

Толпа, следившая за всем, что происходит на памятнике, не оглядывалась на запруженные народом улицы, ведущие к реке. И никто не мог видеть, что происходит на том берегу.

Анд первым привычно вошел в воду, держа над головой полученную им дубину. И сразу поплыл через реку.

За ним следом поплыли множество вооруженных вешних бородачей, словно этот юный предводитель не в первый раз вел их в поход.

Никто не встретил нападавших на чужом берегу. Никто не оказал им сопротивления. Все бурундцы были на площади.

Размахивая дубинами, издавая пугающий воинственный клич, Анд вместе с отрядом отборных воинов с берега вешних, которых их вождь, Весна-мать, послала предотвратить новое преступление бурундцев, ринулись к площади.

Все они готовы были к жаркой схватке, допускали паническое бегство застигнутых врасплох бурундцев, но то, что они увидели на площади, и вообразить себе никто не мог, даже Анд.

Все люди до одного, и на самой площади, и на пьедестале конного памятника предку, пали ниц. Словно на них не нападали исконные их противники, которых они не раз грабили, а грозила им куда более страшная и неведомая сила. Она устрашала, расслабляла, сковывала.

Анд поднял глаза и понял причину такого ужаса и благоговения.

— Божество?!

Да, с неба прямо на площадь спускалось нечто, никогда никем из живущих в Городе Руин невиданное!

Оно спускалось беззвучно, плавно минуя верхние этажи зданий.

И когда это «неведомое» оказалось на высоте человеческого роста, Анд, застыв в изумлении, воскликнул:

— Взлетолет!

От памятника послышался визгливый голос Верховного Жреца с нотками мольбы:

— Божество! О, Божество, помилуй нас!

Анд с детства знал нелепые сказки Жреца, предрекавшего сошествие Божества на Землю, якобы для того, чтобы одарить Добром — Имуществом свято чтивших его бурундцев, сделав всех счастливыми.

И вот теперь все находящиеся на площади ждали исполнения пророчества и, если бы не страх, потирали бы руки в предвкушении дарованных богатств. В ожидании всего, что последует, они продолжали лежать, распластавшись на траве.

Вешние с дубинами и металлическими прутами застыли в недоумении, поскольку их предводитель Анд знаком предостерег их от избиения «поверженных» противников.

Те из «поверженных», кто оказался под спускающимся «нечто», боязливо отползли в сторону, и это «нечто» мягко коснулось синей притоптанной травы.

Жрец, а за ним и Урун-Бурун, забыв о своем величии, полусогнутые в поклоне, прямо по спинам лежащих спешили к сошедшему с неба Божеству.

В благоговейном ужасе следили они за тем, как открывалась дверца, похожая на дверцы в алтарях старинных храмов, и из нее вышло само «сияющее Божество» в белой, ниспадающей до земли одежде,с длинной седой бородой, с иконописным, как сказали бы когда-то,лицом и мудрыми, проницательными глазами. Оно очень походило на наивные изображения Всевышнего в представлении живописцев далекого прошлого, украшавших древние храмы.