Александр Березин - Пятьсот первый

-- Связь с кораблем, быстро!-- крикнул я нашим радистам. Они вытащили из шкафов радиостанции и торопливо настроили их на нужную волну.

-- База, ответь "десятой!"

-- База слушает. Наконец-то. Что у вас произошло со связью? Я вырвал микрофон у радиста.

-- Вы посылали за нами еще авиетку?

-- Да, конечно.

-- Вы посылали ее пустую?

-- Вы в своем уме?!-- голос диспетчера сорвался,-- там было восемь человек, как и на "четвертой". А где "четвертая"?

-- Она взорвалась у нас на глазах.

-- Так, а "пятая"?

-- Я говорю с нее, она пуста. Вернее сейчас в ней мы, самого экипажа мы не видели.

-- Может, они ушли искать вас?-- голос дрожал от непонимания.

-- Они сели у нас на глазах, но авиетка была пуста.

Диспетчер молчал, он великолепно понимал, что в авиетке спрятаться негде. Да и какой дурак будет прятаться?

-- "Десятая", вы в состоянии вернуться?-- устало спросил диспетчер.

-- Мы не проверяли состояние авиетки. Она очень странно садилась, на форсаже, но с маленькой скоростью.

-- На форсаже?!-- из динамиков донесся грохот, видимо диспетчер все же слетел с кресла от удивления,-- Он же моментально превратит ее в уголь, атмосфера планеты слишком плотна.

-- Тем не менее я говорю, что видел.

-- Ничего не понимаю... Немедленно возвращайтесь.

-- Хорошо, только сначала наш пилот проверит се ходовые качества в полете, а уж потом в авиетку залезем мы.

-- Проверяйте, я пока свяжусь с Первым и доложу обстановку.

-- Пилот и 378-й остаются здесь и делают пробный круг над площадкой, остальные к развалинам.

Десантники медленно потянулись наружу, всем страшно не хотелось покидать островок родного корабля. Диск светила приблизился к горизонту вплотную, но жара не спала. Напротив, раскаленные за светлое время суток, строения теперь отдавали накопленный за день жар и не несли как раньше немного прохлады.

Двигатели авиетки взревели, выбросив назад два пучка белого огня. Авиетка медленно тронулась с места и, пробежав немного, тяжело, словно нехотя, оторвалась от земли. Потом пламя исчезло. Совсем. В гробовой тишине аппарат замедлил скорость, и плашмя, шлепнулся на торчащие конструкции. Вверх взметнулись искореженные осколки, огонь и дым. С запаздыванием на долю секунды долетел грохот взрыва.

Я бессильно опустился на желтую пыль, грохнув по ней кулаком. Неописуемое отчаяние охватило меня. Да, я спас остальных, не разрешив одновременный взлет, но зачем? Нам никогда не взлететь с проклятой планеты, постепенно становилось понятным, почему не возвращались назад десантные группы остальных кораблей.

-- Радисты, связь с базой.

-- Но... передатчики остались на авиетке...

-- Вот мы и допрыгались,-- я поднялся, вся группа в отчаянной надежде смотрела на меня. А кто я для них? Чужак? Впрочем, наверное, нет, сейчас они верят в меня, надеются и я должен принимать решение.

Итак, нас осталось тридцать, тридцать из пятидесяти, высадившихся на адскую планету. Сколько сможет вернуться? Наверное, никто. Корабль вряд ли пришлет еще одну авиетку, это запрещалось инструкцией, а они всегда четко выполняют приказы и инструкции, техника безопасности полетов у них записана кровью. Мы все прекрасно понимали, что обречены. Некоторые погибнут раньше, другие позже, нам никогда не взлететь да и куда взлетать? Будь у нас хоть сто авиеток, если ни одна из них не способна подняться, превращаясь в ржавую труху или груду обломков.

-- Армян. Твои соображения?

-- Соображения? Но разве ты послушаешься их?-- Он тяжело присел рядом, положив пулемет дулом на мягкую пыль.-- Впрочем, я могу сказать. Я бы разнес к черту часть этих нагромождений, оставив от них то, что мы оставили на лихтере кронов. Тогда бы мы получили коридор, свободный от залов, спиралей и прочей дребедени и могли бы попытаться выйти на равнину.

-- А дальше?

-- Понимаешь, я не сомневаюсь, нам придется долго быть на планете и, значит, придется что-то кушать, пить и искать новые развлечения.

-- С меня и этих хватит по горло, к тому же равнина пуста.

-- Пуста сверху, мы ведь не бродили по ней пешком.

-- Ты хочешь побродить?

-- Я не против, все равно ничего другого нам не остается. Потом мы видели с авиетки воду. При жесткой экономии пищи нам хватит на месяц, а вот воды... Она кончится через пару суток, вот тогда нам придется покувыркаться, сам понимаешь.

-- О'кей,-- я поднялся и посмотрел на горизонт. Звезда Н-З скрылась за его кромкой, небо стало фиолетовым и лишь около зашедшего светила еще отдавало голубизной. Душная ночь постепенно овладевала чужим таинственным миром. По примерным расчетам она продлится немногим более 60 часов, планета вращается довольно медленно. Я отдаю группе последние приказания, выставляю часовых и с чувством невыносимой тоски ложусь на теплую сыпучую пыль. Ночь, что она принесет нашей группе, каким окажется чужой рассвет? Сон неумолимо сковывает веки, пыльный воздух сочится в сухие легкие, горло дерет от жажды. Все становится безразличным, далеким и ненужным и вскоре полнейшая темнота окружает горсточку обреченных людей. Обреченных, но не потерявших веры в своего командира.

Океан черных потерь, я сразится с тобой не смею.

Океан черных потерь, ты приносишь беду и смерть.

Океан черных потерь, мне бы выйти на желтый берег.

Даже небо и то, с каждым днем над тобой черней!

Легкий толчок в плечо будит меня. Рядом на корточках сидит Армян и дымит своей вечной сигаретой, когда-нибудь я напишу диссертацию на тему, как курить пятьсот лет и не сдохнуть. Он словно предчувствовал, сколько нам придется торчать на планете, его контейнер до отказа забит этой никотиновой гадостью. На небе горят яркие звезды, душный воздух заполняет легкие, все по-прежнему, ничего не изменилось.

-- Хватит спать. Маэстро. Пора двигать, люди отдохнули восемь часов, нам некогда разлеживаться, вода тает.

-- А часовые?

-- Они спали по четыре часа, им хватит, поднимай группу.

Я не спеша встаю и потягиваюсь. Поболтав флягой и прислушавшись к слабому плеску жидкости, делаю большой глоток. Воды действительно мало. Мы с Армяном быстро поднимаем всю группу. За время сна никто не исчез, ничего не случилось. Часовые настороженно шарят прожекторами по близким нагромождениям развалин, не отвлекаясь на нас. Все молча и безропотно поднимаются на ноги, как я делают несколько глотков и строятся по пятеркам. Теперь их пять, часовые продолжают нести службу.

По моему приказу шесть человек с гравитопулеметами выходят вперед, трое становятся на колено, трое в полный рост. Дула пулеметов направлены в сторону, где линия завалов наиболее тонка, где ближе всего выход на открытое пространство. По команде они одновременно делают залп. Со скрежетом разлетаются изуродованные силой гравитации обломки, с грохотом падая вниз. Следом звучит довершающий залп из моего комплекса. В свете прожекторов туча пыли, сквозь ее плотную пелену мы не в силах разглядеть, что творится дальше, но понимаем, что часть прохода обозначена.