Алекс Орлов - Западня

Узнавая эту ошеломляющую новость, его камрады даже не скрывали своей радости. Зачем, ведь у Фелиции день рождения. Они пели и плясали, а разошлись около полуночи, не тревожа соседей дольше положенного.

За прошедшие два дня Джека и Барнаби допрашивали дважды. Причем вместо знакомого им майора Гастона это делал другой человек – помоложе, повыше ростом и, по мнению Джека, попроще. Было видно, что он выполняет приказ, смысл которого не особенно понимает. Новый следователь усаживал обоих арестантов на один диван, устраивался напротив и демонстративно ставил на стол маленький диктофон. Эта деталь особенно забавляла Джека, поскольку он понимал, что все их разговоры в камере записываются.

– Сегодня мы поговорим о вашем прошлом, – заявил новый следователь в первую их встречу.

Джек с Барнаби обменялись взглядами, однако возражать не стали, надеясь по характеру вопросов выяснить свою дальнейшую судьбу.

– Вас зовут Джек Зиберт? – спросил следователь, обращаясь к Джеку.

– Да, сэр, – ответил тот, совсем не удивляясь такой осведомленности. В конце концов, он имел дело с контрразведкой.

– С какого примерно возраста вы себя помните?

– Что? – не понял Джек.

– Ну что вы помните из своего детства? Может, вас били родители или кусала собака?

– Отец иногда давал подзатыльник. Однажды всыпал ремня как следует… Да и собаки меня кусали. Соседские.

«Интересно, куда он клонит?» – недоумевал Джек. Барнаби тоже сидел тихо.

– Хорошо. Чем болели в детстве?

– Ангиной, наверное.

– Еще чем?

– Коклюшем, корью, скарлатиной, дизентерией… – начал перечислять Джек все известные ему детские и недетские болезни.

– И до какого возраста это с вами продолжалось?

– Лет до двенадцати, – легко соврал Джек, приноравливаясь к допросу.

– Как учились в школе?

– В основном хорошо. Но я болел много…

Джек откровенно дурачился, однако новый следователь не подавал виду, что замечает это, или действительно не замечал.

Закончив расспрашивать одного арестованного, он переключался на другого:

– Вас зовут Рон Барнаби?

– Да, сэр. Это я, – с готовностью подтвердил Рон. – Первые мои воспоминания связаны с подарком. Когда мне было четырнадцать, дядя подарил мне велосипед.

– Постойте, – следователь наморщил лоб. – А до четырнадцати лет у вас никаких воспоминаний не было?

– Были, сэр, но они не сохранились. В бою под Веллингтоном, это на планете Азьят, меня контузило и часть архивов в моей голове – того… посыпалась. Из более позднего периода почти все восстановилось, а вот детство мое исчезло совсем. Я теперь даже не знаю, был ли я счастливым ребенком…

– Это удивительно, – покачал головой следователь. – Такого я еще не слышал.

– Я тоже.

Когда следователь ушел, Джек и Рон долго размышляли, что бы это могло значить. Им принесли обед, они его быстро съели, но к какому-нибудь определенному выводу так и не пришли.

– Может, они хотят использовать нас в какой-то важной операции? – предположил Барнаби. – Например, забросить во вражеский тыл. Иначе зачем эти подробности про детство?

– Не знаю. Я пока сам ничего не понимаю.

Примерно такой же разговор случился у них и после второго прихода следователя. Джек с Барнаби снова анализировали такие странные, на их взгляд, вопросы, и опять не пришли к какому-то заключению. А после обеда их сводили на первую прогулку. Оказалось, что для этого требовалось только дойти до конца коридора и там спуститься на лифте.

Спускали арестантов без сопровождения, в кабине без всяких кнопок, рукояток и лампочек. Только отшлифованные стальные стенки – и все.

Внизу их принял другой охранник, который выпустил арестантов, словно собак, в просторный, огороженный бетонными стенами двор. Сверху двор был прикрыт частой решеткой, по которой прогуливались охранники с автоматами.

По четырем углам квадратного двора стояли деревца в кадках.

– Я где-то читал, что у заключенного, который видит зеленые растения, меньше шансов сойти с ума, – вспомнил Джек.

– Значит, тюремщики тоже читали эти книжки, – улыбнулся Барнаби. Вопреки сложившейся ситуации у него было хорошее настроение.

– Ты чего лыбишься?

– Думаю, нас ждет удача, – дерзко заявил Барнаби.

– Что, пиво давать начнут?

– Нет, я серьезно. Меня на эту мысль натолкнули дурацкие вопросы следователя.

– Закончить прогулку! – крикнул охранник.

– Уже идем, босс. Уже идем.

ГЛАВА 44

Утром следующего дня, еще до традиционного прихода следователя, напарники по инициативе Рона сделали зарядку.

Это подняло настроение им обоим, и следователь был весьма удивлен их бодрым видом. В застенках контрразведки никто из здешних обитателей так не выглядел.

– Опять поговорим про детство, сэр? – спросил Джек.

– Поговорим, – ответил Лерой, присаживаясь на стул.

– А может, сразу расскажете, какая нас ожидает участь? Мы люди бывалые, на войне много чего повидали, стоит ли играть с нами в прятки?

– Этот допрос, он же не настоящий, – вступил в разговор Барнаби. – Вы как будто время тянете.

Следователь поднялся, не успев даже достать диктофон.

– Ничего страшного с вами не произойдет, – сказал он. – Просто вас перевезут на другое место. Только и всего.

– А потом? Что будет на другом месте?

– Этого я сказать не могу – не знаю. Это решают люди рангом выше.

Он подошел к двери и постучал, охрана его выпустила.

– Ох, не похож он на следователя, – сказал Барнаби, когда они остались одни. – Ты видел его руки? В таких клешнях проще представить девятимиллиметровый пистолет, чем диктофон.

– Согласен. Грубоват он для следователя. Грубоват.

После допросов Лерой обычно заходил к майору с коротким докладом. Зашел и на этот раз.

– Что так рано? – спросил Гастон, бросая взгляд на часы. – На полчаса раньше… Как там наши ребята?

– Видеонаблюдение показало, что они начали делать зарядку.

– Хорошо. Что еще? Почему сегодня раньше закончил?

– Да нечего мне там делать, сэр, только хуже будет. – Лерой вздохнул. – Они меня раскусили.

– Почему ты так решил?

– Потому что они в открытую издеваются надо мной. Я же им вопросы из второй главы «Руководства и наставления» задаю.

– Про детство, что ли? – усмехнулся майор.

– Ну да.

– Выбери вопросы из «Общей инструкции дознаний».

– Они служили в штурмовом подразделении, сэр, это раз. У Рона Барнаби были ножевые ранения – это два.

Могу поспорить, что эти двое были «пластунами» и сами неоднократно брали «языков», а значит, проводили допросы. Я с ними чувствую себя неуверенно… Зачем все это?