Питер Уоттс - Ложная слепота

Непрошенное воспоминание: мне девять лет, и Хелен зовет меня прилечь рядом с ней, ее ладонь гладит мой шрам, ее несвежее, сладковатое дыхание касается моей щеки. Ты единственный мужчина в семье, Сири. На твоего папу больше нельзя положиться. Только ты да я…

Я ничего не ответил. В конце концов, спросил только:

— Неужели совсем не помогло?

— Ты о чем?

Я обвел взмахом руки созданную на заказ абстракцию: самоподдерживающийся осознанный сон.

— Здесь ты всемогуща. Пожелай чего угодно, вообрази что угодно — и вот оно. Я думал, ты изменишься сильнее.

Радужные витражи аккомпанементом заиграли под натянутый смешок.

— Для тебя это — недостаточная перемена? Нет.

Потому что Небеса оказались с изъяном. Сколько бы аватар и големов ни строила здесь Хелен, сколько бы скудельных сосудов ни пело ей осанны и ни сострадало несправедливости, которую она претерпела; все в конечном итоге сводилось к тому, что она разговаривала сама с собой. Существовала иная реальность, над которой мать не властвовала, другие люди, которые не подчинялись ее правилам и думали о ней, как им заблагорассудится, если, конечно, вообще, думали.

Она всю жизнь могла провести, не встретившись с ними. Но она знала об их существовании, и это сводило ее с ума. Когда я покидал Небеса, мне пришло в голову, что при всем ее всемогуществе мать стала бы совершенно счастливой в собственном раю лишь в одном случае.

Если бы вся остальная вселенная сгинула без следа.

— Этого не должно было случиться, — отчеканила Бейтс. — Защита держалась.

Банда сидела в своей палатке по другую сторону вертушки и с чем-то возилась. Сарасти в тот день держался за кулисами и отслеживал происходящее из своего логова. В общей комнате остались я, Бейтс и Шпиндель.

— Против чистого ЭМ-поля — может быть. — Шпиндель потянулся, подавляя зевок. — В живых тканях, крайней мере, ультразвук проталкивает магнитные поля через оболочки. Могло такое случиться с вашей электроникой?

Бейтс развела руками.

— Кто ее разберет? С тем же успехом там могли поработать эльфы и черная магия.

— Ну, это был не полный провал. Мы можем сделать несколько интересных предположений, а?

— Например? — Шпиндель поднял палец.

— Слои, которые мы прорезали, не могли появиться в ходе метаболических процессов, которые я могу себе представить. Так что эта штука не живая в биологическом смысле слова. Если в наши дни это что-то значит, — добавил он, окидывая взглядом чрево нашего кита.

— Как насчет жизни внутри объекта?

— Бескислородная атмосфера. Сложную многоклеточную жизнь можно, скорее всего, исключить. Микробы — еще может быть, хотя, если они там есть, я жажду это чудо увидать. Но любой достаточно сложный организм, способный мыслить, не говоря о том, чтобы построить вот это, — он указал на изображение в Консенсусе, — требует высокоэнергетического метаболизма, а значит, кислорода.

— Так ты думаешь, «Роршах» пустой?

— Я этого не говорил, нет. Понимаю, инопланетянам положено быть загадочными и все такое, но я все-таки не понимаю, зачем кому-то строить космических масштабов заказник для анаэробных бактерий.

— Эта штука не может не быть чьей-то средой обитания. Зачем тогда вообще атмосфера, если мы имеем дело просто с терраформирующим автоматом?

Шпиндель ткнул пальцем в сторону палатки.

— Как и сказала Сьюзен — атмосфера еще строится. Нам халява, пока хозяева не явились.

— Халява?

— Типа того. И я прекрасно понимаю, что мы видели лишь долю от малой доли объекта. Но кто-то же видел, как мы приближаемся. И, насколько помню, очень сердился. Если они разумны и враждебны — то почему не стреляют?

— А может, уже выстрелили.

— Если что-то внутри расстреляло твоих роботов, то оно поджарило их не быстрее, чем могла бы обыкновенная естественная среда.

— То, что ты называешь «обыкновенной естественной средой», может оказаться активной защитой. Иначе, почему бы орбитальной станции быть настолько необитаемой?

Шпиндель закатил глаза.

— Ладно, я ошибся. Мы знаем недостаточно для предположений.

Нельзя сказать, что мы не пытались раздобыть больше информации. Когда сенсорная головка «чертика» сгорела напрочь, мы низвели его до землекопа; зонд по волоску расширял шахту, терпеливо выжигая края проделанной первоначально замочной скважины, покуда та не достигла метра в поперечнике. Мы тем временем переделывали пехотинцев Бейтс — навесили только защиты, что та выдержала бы и в ядерном реакторе, и внутри циклотрона, — и в перигее сбросили их на «Роршах», словно камушки с опушки в зачарованный лес. Каждый из них по очереди прошел «чертиковы» воротца, разматывая за собой нитяное тонкое оптоволокно для передачи данных в ионизированной атмосфере.

Мимолетный взгляд — вот и все, чего им удалось добиться. Несколько растянутых эпизодов.

Мы видели, как шевелятся стены «Роршаха»: перистальтические волны лениво и медлительно колыхали его кишку. Мы видели, как тянутся патокой ввернутые карманы стен в мучительных спазмах, которые с течением времени должны были совершенно перекрыть проход. Сквозь некоторые помещения наша пехота проплывала с легкостью, в других спотыкалась и с трудом находила дорогу в магнитном шуме. Роботы пролезали сквозь странные пасти, ощеренные бритвенно-острыми зубами, тысячами спирально изогнутых треугольных лезвий, выложенных параллельными рядами. Они осторожно обходили фигурные облака мглы, заряженных частиц, нанизанных на мириады сходящихся линий электромагнитного поля, изменчивых и бесконечно повторяющих самих себя в абстрактных фракталах.

Рано или поздно каждый из них сгорал. Или терял связь.

— Улучшить радиационную защиту можно? — полюбопытствовал я.

Шпиндель глянул на меня.

— И так уже замуровали все, кроме самих датчиков, — объяснила Бейтс. — Если закрыть их, мы ослепнем.

— Но видимый свет относительно безопасен. Как насчет чисто оптическо…

— Мы и так пользуемся оптической связью, комиссар, — отрезал Шпиндель. — Мог бы заметить, что срань все равно просачивается.

— Но есть же эти… как их… — я поискал слова, — полосовые фильтры? Какие-то приспособления, которые будут пропускать излучение на видимых частотах, срезая опасные пики за краями диапазона?

Шпиндель фыркнул.

— Ага. Такая штука называется «атмосферой», и если бы мы приволокли ее с собой — раз в пятьдесят толще земной, — она могла бы частично отфильтровать эту кашу. Правда, Земле еще здорово помогает магнитное ноле, но я не стал бы полагаться на любую нашу ЭМ-защиту.