Майкл Гелприн - Миротворец 45‑го калибра (сборник)

– Что же?

– Кто их знает. – Нищеброд пожал плечами. – Но только мне кажется, мертвяки сейчас малость другие. Не те, что были раньше. То есть не сами мертвяки – они-то, думаю, те же самые, а то, что у них в башках. Мне сдается… – Нищеброд примолк.

– Ну чего сдается-то?

Нищеброд откашлялся и буркнул себе под нос так, что Босяк едва разобрал слова – будто боялся напарник того, что выдавил из себя:

– Что они поумнели.

Спать Нищеброд улегся первым. Босяк, привалившись спиной к днищу опрокинутого вагона и выложив обрез на колени, задумался. Насчет того, что мертвяки поумнели, напарник, конечно, загнул. Но измениться они изменились, причем не в лучшую сторону, это Босяк видел и сам. Организованнее, что ли, стали, слаженнее. Словно если бы комары, многочисленные, но бестолковые и разрозненные, научились кое-как подчиняться групповому инстинкту. А возможно, и подчиняться лидерам. Вожакам. Каким-нибудь специальным комарам, особенным.

Босяк стал вспоминать, как было сначала, в первые дни после нашествия, когда мертвяки объявились в городах и началась резня, а неживые завоеватели все прибывали и прибывали числом несметным. Босяка нашествие застало в Саратове, и он помнил каждую минуту того кошмара, если не каждую секунду. Помнил, как вырывалась из города обезумевшая толпа, терзаемая ордами, легионами, армиями мертвяков. Как гибло за спинами уцелевших все живое и неживое, потому что застигнутые врасплох военные панически пытались подавить агрессию бомбовыми ударами и артиллерийским огнем. И как, наконец, добравшиеся до спасительных лесов беженцы нарвались на мертвяков и там.

Когда выжившие сумели, в конце концов, организоваться, выяснилось, что нашествие ударило по всей планете разом и что в крупных населенных пунктах уцелеть удалось немногим, хорошо если одному из ста. В сельской местности статистика была не столь удручающей. Ходили слухи, что малонаселенные и труднодоступные районы с суровым климатом практически не пострадали. Проверить слухи, впрочем, было некому – из тех, кто ушел на север и на восток, не вернулся никто. В первые месяцы, когда еще была связь, сквозь забившие эфир панику и истерию пробивалась иногда обнадеживающая информация. Уверяли, что уцелевшим ученым удалось синтезировать безвредный для человека, но уничтожающий живых мертвецов газ. Заявляли, что территории в Средней Азии и Закавказье полностью очищены и пригодны для жизни. Опровергали предыдущие заявления и делали новые. Продолжалось это до тех пор, пока люди не изверились напрочь и не бросили все силы на выживание в той местности и в тех условиях, в которых оказались.

Выяснить причину нашествия не удалось. В первые месяцы считалось, что виной всему разработанный в лабораториях вирус, потом эта гипотеза потерпела крах. Пострадавшие от мертвяков люди сами в мертвяков не превращались, а попросту умирали в течение пары минут после поражения токсином, и умирали навсегда. Бытовала также версия, что у агрессора инопланетное происхождение, но и она не прижилась – трудно было представить настолько неразумных и неорганизованных, пускай и кровожадных, гуманоидов. Позднее появились новые версии и гипотезы, столь же несостоятельные, как предыдущие. Сейчас, однако, Босяк склонялся к тому, что инопланетная теория не так уж и нелепа – если предположить, что на зачистку пришельцы бросили самых неумелых и никчемных солдат, а теперь подтягивают основные силы.

– Слышишь, Нищеброд, – растолкал напарника Босяк, когда настало время пересменки, – ты как думаешь, может, это армия?

– Чего? – спросонья не понял Нищеброд. – Какая еще армия?

– Конкиста. Топтуны – сухопутные войска, утопленники – военно-морские силы, летуны – авиация, а прочих, может, у них вовсе нет, а может, мы их еще не видели.

Нищеброд пробурчал в ответ что-то невразумительное, и Босяк отправился на боковую.

– Вставай! Быстро!

Босяк вскочил на ноги – пробуждался он мгновенно, как, впрочем, любой почтарь, которому дорога жизнь. Солнце едва взошло, в мутных утренних сумерках застывший в пяти шагах Нищеброд был похож на мертвяка. Босяк бесшумно скользнул к нему, встал рядом на цыпочки и, вытянув шею, выглянул поверх вагонного борта.

Метрах в трехстах две стаи топтунов, в полсотни голов каждая, медленно надвигались друг на друга, молча, а потому особенно страшно. Босяка передернуло: мертвяки ковыляли вроде бы как обычно – спотыкаясь и раскачиваясь, но в то же время было в их движениях нечто упорядоченное, целенаправленное, едва ли не осознанное. Большинство были вооружены, кто камнями, кто корягами, а некоторые даже металлическими обломками, подобранными, видать, в местах, где погибла техника.

Расстояние между мертвяками неуклонно сокращалось, и Босяк видел уже, что надвигающиеся с востока чем-то неуловимо отличаются от топающих им навстречу с запада, и что сошлись обе стаи не случайно, а непременно для драки, которая сейчас и начнется.

Он немного ошибся – вместо драки началась бойня. Утренняя тишина разом сменилась ревом вперемешку с воем, визгом и звуками ударов.

– Уходим, – прошипел Нищеброд, – надо уносить ноги, пока за нас не взялись.

Босяк кивнул, подхватил котомку с почтой, обрез и припустил по шпалам прочь. На ходу оглянулся – бойня подходила к концу, большинство топтунов уже лежали поверженные на земле, а устоявшие на ногах их добивали. Кто одержал победу, определить, однако, было невозможно.

– Надо спешить, – отдышавшись, сказал Босяк, когда отдалились от места крушения поезда километра на полтора. – Следующую ночь мы можем не пережить.

Нищеброд кивнул. До цели, укрепзоны названием Старая Церковь, оставалось двое суток пути, если идти неспешно, с опаской, как и следует передвигаться на местности, где бродят мертвяки. Теперь, однако, предстояло торопиться и рисковать.

До часу пополудни двигались скорым шагом вдоль рельсов, затем там, где болота заканчивались, свернули с насыпи в лес и перли через него часов пять, ни на минуту не останавливаясь. Топтуны по пути встречались неоднократно, и числом немереным, но агрессии они не проявляли, и, когда солнце стало заваливаться к западному горизонту, Босяк решил, что пронесло.

– Часа полтора еще, – сказал он, – до темноты успеем. Ох и отосплюсь я сегодня.

Он снова ошибся. Отоспаться не удалось. На том месте, где раньше была укрепзона Старая Церковь, теперь остались лишь обнесенные поваленной оградой руины. Оттуда наносило к лесной опушке кисло-сладким тлетворным смрадом.

– Не пойду, – отчаянно затряс нечесаной башкой Нищеброд. – Не пойду туда, нечего мне там смотреть, не хочу.